Я аккуратно залетела через окно на первый этаж. Ну и запах.
- Значит смотри. Ты – моя внучка Ири. Я твоя бабушка. Мы с тобой уезжали в родовое поместье, а свое дорогое и любимое кафе оставили под присмотром дальней родственницы. А сегодня утром приехали и увидели…кхм, это, – обреченно обвела рукой развалены.
Чем дольше я говорила, тем выше поднимались брови у племянницы. Я видела в глазах один вопрос.
- Зачем? – слетело у нее вполголоса.
- Хороший вопрос! – щелкаю пальцами, задорно ухмыльнувшись.
Я обернулась вокруг своей оси, вновь оглядев то, с чем придется работать. Тяжело вздохнула. Дела наши очень плохи. Днем все кажется еще хуже, чем под покровом ночи. Тогда отсутствие света многое от меня скрывало. Но уверенности в задумке я не теряю. Во всяком случае, я стараюсь.
- Видишь ли, у меня есть неплохие денежные запасы, но их не хватит даже на половину расходов на восстановление всего этого. И первое время у нас не будет ни хорошей мебели, ни хорошего оборудования. У нас нет схем, чертежей. И я уверенна меня еще ждут долгие и кропотливые разбирательства с документами, - от этой мысли у меня даже голова заболела.
Не люблю я это дело.
- К чему я это все. Вчера я долго думала, как нам можно сэкономить. И нам нужны добрые сердца, сильные и желательно мужские. А еще было бы неплохо, если это будут маги. Маги, которые смогут магией поднять бревна, подлатать дыры, и поставить окна. Потому что ведовская магия на такое не способна.
Чем дольше я говорила, тем больше Иридесса смотрела на меня как на сумасшедшую. Да, план не из лучших, но за вечер ничего лучше я не придумала. Поэтому будем импровизировать на месте.
- Если ближе к делу, то я буду изображать из себя тонущую в собственных страданиях бабулю до того момента, пока к нам не подойдет хоть кто-нибудь и не предложит свою помощь. Тебе нужно лишь будет изображать грустную, подавленную девушку, которая понятия не имеет, как теперь жить, ведь денег, чтобы вернуться в родовое поместье не осталось. И не бояться импровизации.
На лице Иридессы были слишком явно выражены сомнения. Я и сама сомневалась. Но у меня, в отличие от племянницы, был решительный настрой, а еще желание повеселиться.
- Ну же, Ири, ты же ведьма, где твое желание творить безумство и веселиться из-за своих проделок? Он в крови каждой ведьмы! – пихаю ее локтем в руку.
Племянница неуверенно улыбается, но после моих слов в глазах зажигается еле заметный азарт. А еще любопытство. Уже что-то.
- А как ты…? – я прерываю девушку на половине предложения.
Как я стану бабушкой?
- Очень просто, но очень незаконно.
Достаю то самое яблоко, завернутое в ткань, демонстрируя племяннице. Повертев его в руке, я делаю большой кусок, пережевывая. Морщусь – ну и кислятина. Через минуту мою кожу начинает сушить, она сереет и немного шелушится.
- Жуть, - морщится Иридесса, и я согласна киваю.
Я продолжаю поедать яблоко, чувствуя, как позвоночник искривляется, и я начинаю горбиться. Мои рыжие прекрасные волосы седеют на глазах, нос удлиняется и увеличивается, появляется очень явная горбинка. Неприятная бородавка выскакивает прямо на нем. Губы трескаются, словно обветренные, на лице и руках появляются морщины. На коже явнее видны вены.
- Мне кажется, мне даже не придется изображать страдания, - говорю не своим, хриплым и скрипучим голосом.
- Похоже, идти против закона у нашего рода в крови, - бурчит племянница.
Ей не нравится эта затея, я понимаю ее. У нее был «прекрасный» пример бабушки, которая делала множество незаконных вещей. И от этого мне становится стыдно.
Я подхожу к племяннице, кладя руку на плечо. Иридесса немного испуганно смотрит на меня, а я сдавленно смеюсь. Да, вид у меня сейчас не очень лицеприятный.
- Слушай, я не занимаюсь незаконными вещами. Я не бабушка Арадия. Давай будем считать, что мы немного схитрили, - улыбаюсь я.
- Да уж, самую малость, - улыбается племянница, оглядывая меня.
- Намекаешь на мой внешний вид?! Неприлично такое говорить женщинам в старости. Женщина в любом возрасте прекрасна.
Моя речь вызывает наш общий смех и разряжает обстановку. Дальше я цепляю маленькую булавку-артефакт на внутреннюю сторону черной накидки. Она покрывается катышками, становится растянутой, цвет выцветает, и на концах выглядит порванной.
- Вот это да… - удивляется еще больше племянница, вызывая у меня усмешку.
Я хочу пообещать ей, что она и не такому научится, но отвлекаюсь на проезжающую мимо повозку. Потом другую. Люди начинают выходить из своих укрытий, и сейчас надо как-то незаметно оказаться напротив дома.
- Держи, спрячь это где-то за домом, но так, чтобы никто не своровал, - отдаю сумки.
Только разворачиваюсь, идя к выходу, как спохватываюсь и отдаю еще свою метлу. Наказываю навешать на нее всяких лоскутов, чтобы она была более-менее похода на что-то старое и убогое. Говорю быть с метелочкой аккуратней, нрав у нее буйный, как и у хозяйки. То есть меня.
Выхожу я, уже начиная плакать, приговаривая «Горе-горе, какое мне горе!». С каждым разом слова мои все громче, люди начинают оборачиваться, хмуриться, морщиться. Через какое-то время их взгляды уже сочувственней, но не настолько, чтобы ринуться помогать бедной бабуле.
Если Иридесса говорила правду, то люди просто боятся неприятностей. Как она сказала, каждый, кто ступал даже во двор проклятого дома, был втянут в нехорошие дела тети Арадии. Если это так, то шансов у моего плана все меньше. А еще нам бы легенду подправить, Иридессу ведь соседи явно знают. А у нас план такой, что мы якобы вдвоем из родового поместья приехали, потратив последние деньги.
На коленях перед домом я отчаянно взывала о несправедливости мира где-то полчаса. Хотя по ощущениям все три часа. Иридесса сидела с грустным, но больше скучающим и отчаянным видом возле забора. Да, все же идея и впрямь глупая. Нужно было просто прямо попросить у кого-то помощи. Большинство лесом бы послали, но кто-то бы да откликнулся, правильно? В конце концов, можно было просто соблазнить кого-то, но там бы было сложнее после отвадить мужчин, особенно если оплату попросят. И не в денежном виде.
Только я собираюсь уже прекращать завывать, как замечаю неподалеку троих рослых мужчин. Выглядят презентабельно, одеты дорого, но невычурно, улыбаются. И вроде очень даже дружелюбно улыбаются, смеются.
Была не была!
- Ох! Люди добрые! Да что же это творится! Что же здесь произошло, горе-то какое. Где же мне теперь жить? Кто же так мое кафе, мое сердце изуродовал?! А! – хватаюсь за сердце, падая на колени.
Я играла вполне натурально, слезы тоже были очень естественными. У ведьм есть еще одна выраженная черта – мы умеет примерять маски лучше других. И сейчас я так вжилась в роль, что мои страдания, мои мучения были очень даже реальны. Я поверила в собственную легенду.
- Ох… - я закрыла веки, совсем опускаясь на землю, словно сердце прихватило.
Теперь я играла только для определенных лиц. Мужского рода. Нутром чуяла – маги, и очень сильные.
- Бабушка! Бабушка, что с тобой?! – натурально взволновано подбежала ко мне и присела рядом Иридесса, до этого уже почти засыпая, явно обрекая мою задумку на провал.
Да вот только надежда умирает последней.
- Зови на помощь, - хриплю я, падая на ее колени.
- Помогите! Пожалуйста, помоги! Прошу! Прошу… - и тоже начинает плакать.
Я еле заметно открываю глаза, посматриваю на племянницу. Она изображала такой явный страх, что я сама поверила. Я знала, что с ней еще не все потеряно. Кровь одна все-таки течет.
Я чуть скулю, охая. В один момент мне и правда мерещится, словно сердце болит.
- Что случилось? – опустился рядом один мужчина, лица которого я пока не видела, ведь усиленно имитировала предобморочное состояние.
Но пахло от него вкусно. Надеюсь человек он такой же приятный, как и его парфюм.
- Сердце! Ой, беда на наши головы, беда, - продолжала тихо плакать я.
