благодарностях или, наоборот, окажется тихим, настороженным и перепуганным, но это поведение никак не укладывалось в его голове. Он словно бросал им вызов, показывал, что уж точно раскланиваться не будет, хотя то, что он благодарен, все-таки чувствовалось. Вряд ли он стал бы откровенничать просто так.
Джеймс перевел взгляд на Андриэля. Все-таки о магии его стоило расспросить побольше. И интересно, заметен ли для посторонних этот загадочный процесс восстановления. Что бы ни говорил Андриэль, отчасти он прав — для Джеймса маг являлся чем-то неизведанным и загадочным, хоть сравнение со зверюшкой и казалось чересчур грубым, но не так уж далеко от истины. Джеймс настолько погрузился в размышления об Андриэле, что не заметил, как тот оказался рядом, вытирая себя куском ткани, которая правда отвратительно впитывала влагу.
— Ладно, так и быть, можешь целовать. Я не против, — заявил он и толкнул Джеймса в плечо.
— А… Что? Я думал совершенно не об этом, — моментально покраснел Джеймс, усиленно гадая, откуда Андриэль узнал о том, что только что пробралось в его мысли.
— У тебя на лице все написано. Поверь мне, маги целуются так же, как и обычные люди. Для этого не нужны особые силы.
— Я умею скрывать свои мысли, — прищурился Джеймс, — этому меня обучили великолепно.
— Ладно, пока ты сам не догадался, я умею читать мысли, но, честно, я не специально. Просто не всегда это контролирую. И заранее избавляю тебя от лишних мыслительных процессов — я умею проникать в сознание людей. Да, это я заставил твоего друга меня спасти.
— Почему с такими способностями ты не выбрался сам? Зачем тебе понадобилось подвергать опасности Элайджу? Это что, часть какой-то забавы? Это мы для тебя словно зверюшки на арене, что выполняют твои прихоти? — Джеймс разразился гневной тирадой, сжимал и разжимал кулаки, подавляя желание съездить Андриэлю по морде.
— Успокойся.
Джеймс почувствовал, как гнев уходит, а желание выслушать Андриэля появляется в душе. Где-то в глубине сознания он понимал, что на него воздействуют магией, но противиться этому оказалось выше его сил. Внутри трепыхалось противное чувство беспомощности, слабости, полного подчинения этим гипнотизирующим карим глазам. Если бы Андриэль попросил его сброситься с обрыва в реку, то Джеймс бы, не задумываясь, это сделал.
— Ты заставляешь меня тратить силы, которые могут нам пригодиться в пути, на успокоение истерики? В конце концов, разве рыцарь не должен обладать выдержкой? Я сказал правду — я не мог справиться с воинами. Мои боевые навыки ничтожны, а воздействовать на сознание нескольких людей я не могу. Я хотел заставить вашего короля стать моей марионеткой, но у него сильные щиты против магии.
— Как такое возможно? Разве не только маг может это сделать?
— Бесспорно. Причем мага в помещении не было. Грегора защищает амулет на его шее, а значит, его придворный маг куда сильнее меня. Может, даже так же силен, как Рикас.
— Это невозможно. Грегор ненавидит магию. — Злость ушла совершенно, а вот любопытство снова разыгралось. Все-таки Андриэль мог рассказать много интересных вещей. — Он считает, что маг виновен в смерти его матери. Сперва отец, а потом и сам Грегор истребляли магов. Магия в Анталии под запретом.
— Это лишь значит, что ваш Грегор редкостный лицемер и не более того. К тому же ты же понимаешь, что он не первый, кто устраивал гонения магов? Слишком многое от обычных людей скрывают. Вырождение магов началось очень давно, но об этом я тебе расскажу как-нибудь при более приятных обстоятельствах. Например, за бутылкой хорошего вина в замке моего брата.
— То есть ты думаешь, что мы хоть куда-то отправимся с тобой после того, что я узнал? Ты обманул нас, использовал. Ты… Ты…
Джеймс понял, что ярость и гнев возвращаются. Желание врезать Андриэлю возросло в несколько раз, поэтому он просто схватил того за руку и потащил в сторону Элайджи. Вместе они точно придумают, что делать. Может, разыграть спектакль, что Андриэль сбежал сам, а они лишь вернут его обратно Грегору. Правда, от этой мысли Джеймс отказался сразу. Ему хотелось разбить Андриэлю лицо, вывалить на него всю злость, ярость и обиду. В конце концов, он слушал его, как завороженный. Он поверил ему, был очарован, а тот обманывал и вертел Джеймсом, как вздумается. Но, несмотря на это, отдавать Андриэля обратно Грегору Джеймс не хотел однозначно.
* * *
Элайджа выслушал друга с абсолютно нечитаемым выражением лица, хотя внутренне успел выругаться несколько десятков раз. Он же чувствовал, что собирается свершить глупость. Понимал, что план не обдуман, а порыв для него очень странный. Нет, он и раньше жалел пареньков, принудительно приведенных к Грегору. Он видел, в каких условиях те живут, видел их потухший и безжизненный взгляд. Он не раз оказывался свидетелем приступов ярости Грегора, как-то тот почти забил одного до смерти. Элайджа тогда не пошевелился и ненавидел себя за это очень долго. Ненавидел за то, что ставил долг перед короной выше рыцарской чести, выше заповеди «защищать того, кто слабее». Гонения на магов, жестокие казни, приступы ярости… Нет, конечно, говоря о Грегоре, как о плохом короле, Элайджа преувеличивал. Жестоком, порой самодуре, не всегда умеющем расставить приоритеты — да. Но заслуги у Грегора тоже были. Он умел прислушиваться к советникам, облегчил жизнь бедняков, ловко сгладил конфликт со знатью, стоило той возмутиться, что у них забрали часть их владений и отдали обедневшим земледельцам. Но Элайджа старательно игнорировал плюсы Грегора, потому что править мудро можно и без излишней жестокости.
— Я всего лишь подтолкнул тебя к тому, чего хотел ты сам, — ответил Андриэль, — я увидел в тебе желание помочь и просто сделал его сильнее. Ты не можешь этого отрицать. Ты ненавидишь Грегора, хотя и сам понимаешь, что он не так уж и плох, но чересчур тщеславен и сгубит Анталию в стремлении править всем миром. Ты хотел мне помочь!
— Хотел, — тихо сказал Элайджа, — и ты прав, что я не решился, если бы не твои магические штучки. В любом случае, пути назад у нас уже нет.
— Мы могли бы… — начал Джеймс и тут же осекся.
Элайджа догадался и сам, что Джеймс не хочет предложить повернуть назад. Он всегда мог угадать, о чем думает Джеймс. Друг мог скрыть эмоции ото всех, кроме него. Для Элайджи он оставался открытой книгой. Сейчас повернуть назад означало сдаться, пойти вперед — значит сделать шаг в неизвестность. Довериться тому, кто их один раз уже обманул.
— Я умею быть благодарным, и Рикас тоже, — произнес Андриэль, — у меня не
