В башенке над воротами тишина. То ли нет там никого, то ли заснул раззява сторож. Ладомиру даже обидно стало, на кой ляд боярин держит при себе таких снулых да ещё и кормит не с глины, а с серебра да злата.
Ладомир напряг слух, пытаясь определить за собачьим лаем, не звякнет ли где железо о железо, но пока всё было тихо. Хоть бы луна, что ли, за тучку зашла, а то светло как днём, бери лукошко и грибы собирай.
Ладомир засмотрелся на небо и прозевал Бирючев знак, хорошо хоть Ратибор вовремя подтолкнул в бок. Ворота уже были распахнуты настежь, а псы почему-то замолкли. Ладомир сначала удивился собачьему молчанию, а потом сообразил, что Бакуню со товарищи не зря послали вперёд. В отравах Перуновы ведуны знали толк, что для пса спроворить, что для человека.
В воротах Ладомир едва не поскользнулся, наступив пяткой в лужу с водицей. А может, и не водица то была, но спросить не у кого. Что-то темнело в стороне, похоже, - тела человеческие. Ладомир окинул взглядом двор, а потом боярский терем с высоким крыльцом и даже под ложечкой у него засосало от страха. Челядинов и мечников под этим гонтом наберется, наверное, поболее полусотни.
В этот миг и раздался первый крик, но тут же и оборвался хрипом, а уж потом, после недолгой страшной тишины, загомонили по всей усадьбе. Какой-то человек двинулся на Ладомира из темноты, но хакнув горлом, тут же и осел на землю. Войнегов меч вошёл шатуну прямо в грудь, прикрытою одной рубахой.
Ратибор подтолкнул замешкавшегося Ладомира в спину прямо к крыльцу боярского терема и вовремя, потому что мимо волчьих ушей тут же просвистели две оперённые стрелы. От ворот Збыславовым лучникам ответили Плещеевы отроки. А в тереме кто-то кричал истошно, и из всех клетей и амбаров боярской усадьбы заголосили с ним в лад.
Первого же скакнувшего с крыльца молодца Ладомир достал мечом, и сам удивился, как легко это у него вышло. В сапогах был убитый, но снимать те сапоги недосуг.За спиной Ладомира разносилось дикое ржание - то ли сами кони вырвались во двор, то ли стараниями Белых Волков, которые погонят их теперь в заросли.
На крыльцо выскочили мечники боярина Збыслава, числом не то пять, не то семь, без доспехов, но с клинками в руках. Первого сняли стрелой, только сапожки по ступенькам замелькали. Второму Войнег смахнул голову, а та голова подкатилась Ладомиру под ноги. Белки в темноте сверкнули - страх! А третьего мечника Ладомир срубил сам. Негодящие у боярина Збыслава оказались дружинники, а может, просто ещё не очухались со сна.
Збыславовы защитники отпрянули в терем, а Волки ринулись за ними вслед по окровавленным ступенькам. Ладомир бежал за Войнегом, в затылок ему дышал Ратибор, а одесную ещё кто-то пыхтел с натугой. Так гурьбой и ввалились за чужой порог, стоптали челядинов и сыпанули в разные стороны по терему. Ладомир среди воплей расслышал вдруг голос Бакуни:
- Боярина ищите, он где-то в ложнице схоронился.
А добра-то, добра у боярина Збыслава - ни глаз не хватит всё осмотреть, ни рук, чтобы всё огрести. Ладомир присмотрел ендову, которая в свете занявшегося во дворе пожара отливала алым, но не успел хапнуть. Вынесло прямо на нёго брюхатого человека. Борода метлой, глаза выпучены, словно его сзади ткнули чем-то острым, и ревёт как бык, потерявший стадо. Отсёк ему Ладомир руку вместе с мечом, а потом ещё добавил поперёк чела. Последнее, наверное, зря сделал, просто не сумел сдержать удар. Сапог на брюхатом не было, видимо не успел обуть в спешке.
- Уходим, Ладомир, - крикнул от дверей Войнег.
А как уходим, когда без сапог. Над головой отрока что-то загудело, похоже, занялась огнём крыша боярского терема, а во дворе усилились конское ржание и крики человеческие. Подвернулся тут под руку Ладомиру ларь. Шарил он в нём шарил, да всё не то, бабьи обноски. Сунулся отрок в ближайший проём, а там вот они – сапоги!
Стоят у самого ложа, второпях брошенные. Примерил их Ладомир, в самый раз оказались. Потопал обутыми ногами по половицам и языком прицокнул - красота, ещё почище Бакуниных будут сапожки. И вдруг за пологом послышался шорох. Ладомир прыгнул прямо на звук, захватив пятернёй чужое горло.
- Ой, не могу.
Голосишко оказался до того писклявым, что Ладомир от неожиданности разжал руку. Отбросил полог, а там женщина. Тело мягкое, сдобное, лапай и лапай. Вот только пищит она больно противно, и по щекам слезы у неё катятся. Ладомиру тоже впору заплакать, потому что в горле першит и дым ест глаза. И непонятно, что с этой сдобной делать, не убивать же ни с того, ни с сего. Взвалил Ладомир жёнку на спину, а та в крик, да ещё и бьёт по ero спине кулаками.
-Замри, дура, сгоришь ведь, - огрызнулся он в ответ на её вопли.
Самое время было Ладомиру из боярского терема ноги уносить. Кровля кое-где уже начала рушиться, и жар обжигал лицо. Лицо-то уберёг отрок, а вот руки подпалило, пока сбегал во двор по пылающему крыльцу. А во дворе пристройки занялись огнём, всё вокруг горело и ревело по-звериному. Нет зверя страшнее огня, против него не устоять ни с мечом, ни с рогатиной. Огонь - это гнев Перуна и спасение при пожаре только в собственных ногах.
Скользил Ладомир чужими сапогами по крови, перепрыгивая через трупы, которыми был завален весь двор. Искал со страхом глазами своих, но никого не опознал - кругом лежали боярские мечники да челядь.
Едва успел отрок добежать до кустов, как рухнул за его спиной боярский терем, и целый сноп искр взлетел к небесам. Ладомир проводил их глазами и покачал головой. Высоко взлетели огненные стрелы. Наверное, они там, наверху, и останутся, а то откуда на небе столько светляков как ни от больших пожаров. Может, ещё долго любовался бы Ладомир зрелищем пожара, да помешала жёнка, которая никак не хотела униматься, а всё колотила и колотила его по спине кулаками. Хотел Ладомир её на землю кулем бросить да пожалел и уложил бережно.
От огня кругом светлым светло стало, так что жёнка предстала пред отроком во всей красе. Правда, красы той было не так чтобы уж слишком много. А одежёнка на ней совсем худая, да и той всего ничего. И лицо у неё всё сажей перемазано. Не поймёшь сразу, хороша жёнка или так себе, в годах или молода. По первому взгляду не похоже, что она боярина Збыслава дочь, разве что холопка. Приглядевшись, Ладомир решил, что жёнка скорее молода, чем стара. Более того, годами она вряд ли старее его самого будет. Хотя кто их девок-жёнок разберёт.
- Тебя как зовут-то? - спросил он у плачущей жёнки.
Войнег про девок говорил, что мягкие они да сдобные. Что сдобные, это Ладомир уже и сам руками почувствовал, но насчёт мягкости его брало сомнение. Эта пялилась на него с ненавистью, ещё и слюной брызнула вместе с ругательством:
