Ознакомительная версия.
И хотя теперь Меф старался, чтобы лицо его осталось равнодушным, каким оно и должно быть у истинного стража, от Арея ничего не укрылось.
– Ты рад? – удивился он.
– Правда, больше никаких уроков и лекций? – выпалил Меф.
– Я же сказал. Так ты рад?
– Служу мраку! – отрывисто выкрикнул Меф. С недавних пор он усвоил, что Арей любит мужские ответы – ясные и четкие, несколько с армейским уклоном.
Однако мечник в данный момент не был настроен на муштру. Его узкие глаза смотрели на Мефа, пожалуй, не без сожаления. Правая бровь ближе к виску была рассечена давним сабельным ударом.
– Ну служи, служи!.. – загадочный прищур. – Но на твоем месте я бы не радовался. Посылая эти книги, крошка Лигул оказал тебе услугу сомнительного свойства. Хотя, сдается мне, что других услуг он никому и никогда не оказывал.
– Почему сомнительного?
– Посмотри на переплеты книг. Ты не замечаешь ничего подозрительного?
Меф посмотрел, стараясь думать, что кожа, которой они обтянуты, все-таки телячья. Хотя бывают ли у телят заросшие ножевые шрамы? В центре каждого переплета помещалась жирная руна, похожая на раздавленного, но еще живого жука, вяло шевелящего лапками.
– Везде одна и та же руна… Недавно начертили, да? – спросил он.
– Именно, запомни ее хорошо. Мы в свое время называли ее «руной выпотрошенного школяра». Всякий раз, как ты не сделаешь домашнее задание или будешь читать книгу невнимательно, пропуская строки, руна выпотрошенного школяра сделает тебе, скажем так, замечание.
Руна нетерпеливо зашевелилась. Было похоже, она готова сделать его прямо сейчас, не дожидаясь начала занятий.
– Выпотрошит? – забеспокоился Мефодий.
Арей смягчился.
– Выпотрошит, конечно, сильно сказано. Твои внутренности останутся на месте, но ощущение при этом будет такое, будто они уже готовы тебя покинуть. Я бы даже сказал, что у тебя волей-неволей проявится… э-э… болезненный интерес к учебе… В общем, отныне и до тех пор, пока все эти книги не будут прочитаны, четыре-пять часов здорового чтения в день тебе обеспечены.
Мефодий посмотрел на портрет Лигула. Он был уверен, что научился контролировать свои эмоции и внешне ничем себя не выдал. Арей, однако, оказался прозорливее.
– Но-но, мягче на виражах, синьор помидор! Конечно, полезно поедать начальство глазами, но перед этим его лучше оглушить. Вживую это слишком болезненно. Не правда ли, братец Лигул?
Лигул на портрете поморщился, будто выпил разбавленного уксуса и закусил трухлявым грибком. Меф в который раз задумался, что заставляет горбуна мириться с существованием Арея? Должно быть, глава Канцелярии мрака исходит из того, что Арей – фигура карьерно и политически несуществующая. Это кувалда, которой можно лишь просаживать стены. «Ничего, – говорит себе Лигул, – еще немного, и я заменю его кем-то другим». Однако время идет, а надобность в кувалде не пропадает. Да и кому бедняга Лигул может верить абсолютно? Не тем же льстецам из его Канцелярии, что, внешне истекая сахарным сиропом, готовы сплясать лезгинку на его трупе.
Неожиданно дверь распахнулась, и из приемной в кабинет, рыдая, ворвался Тухломон. Улита и Даф пытались его задержать, однако страдающий Тухломон был неостановим, как летящий под горку отцепившийся вагон. Дафна и ведьма-секретарша только и смогли, что вбежать следом за ним.
Комиссионер был весь в расстроенных чувствах. Красный нос его шмыгал. Из глазок мутным водопадом извергались слезы. Воду для слезок Тухломоша, видимо, брал непосредственно из крымского водопровода, потому что она была ржавая.
– Короче! – рявкнул Андрей прежде, чем Тухломон успел открыть рот.
Комиссионер не обиделся. В том месте, которым другие обижаются, у него, по всем признакам, высверлена была большая дыра.
– Я… – начал он.
– Без «я»! Короче!..
Тухломон с интересом уселся на тележку с книгами.
– Куда уж короче, начальник?.. Краткость – любовница спартанца! Первые двадцать томов за полцены!
Арей вопросительно покосился на Мефа. Тот пожал плечами.
– Ну хорошо, давай длинно! – сказал мечник мрака устало.
– Возвращаюсь я сегодня с работы…
– Ты у нас еще и работаешь, трудяга? Я думала, ты больше по части эйдосов промышляешь, – перебила Улита.
Тухломон одарил ее смиренной улыбкой.
– Ах, матушка, пчелку-то крылышки кормят! А когда времечко свободное выдастся, хоть с часок, помогаю сектантам раздавать листовочки о конце света и спасении души. Больше всех раздаю, между прочим! В пример меня ставят другим раздатчикам!..
Арей нахмурился.
– ТЫ? О спасении? С какой стати?
– Так сектантам же! Выгодное дельце, командир! Истерия есть – есть! Вопли есть – есть! Значит, наши они со всеми потрохами. Так уж радуются, что никто другой не спасется и только они одни запрыгнут в трамвай… Многим не столько самим спастись хочется, сколько других наказать. Прям трясутся все и конец света едва не пинками торопят! Тут если с умом, эйдосы можно лопатой загребать.
Поняв, что случайно ляпнул лишнее, Тухломон тревожно оглянулся. В темных углах ему мерещились гнусные конкуренты.
– Ну, рассказываю дальше! Возвращаюсь и вижу: старушка у мусорника! Одета чисто, в платочке такая вся. Стоит и лыжной палкой мусор разгребает. Я подхожу, а она: «Нет ли бутылочек, сынок?» Я такой весь смутился, смотрю и – нате вам! Счастливое совпадение! Десять пустых бутылок!
– Чисто случайно, конечно, – подсказал Арей.
– Ну, конечно, случайно! Как же иначе может быть? У меня печень больная, мне минеральную воду каждый день надо! А то я, может, помру, – завопил Тухломон и, жалея себя, залился слезами.
Даф улыбнулась.
– Ты рассказывал про старуху! – напомнила она.
– А, да… Я остановился, посмотрел на старуху и вдруг как упаду на колени и как закричу: «Мать, да я такой же, как ты! Простой хороший парень! Милая ты моя мать! Дал бы тебе денег, да ведь не возьмешь! Оскорбишься! Не нищенка же ты! Труженица! Молиться на тебя надо!» Кричу, а сам к ней на коленях ползу!
Тухломон рванул рубаху на груди. Бережно рванул, заботясь о пуговках. Мефодий с интересом посмотрел на его грудь. Довольно часто на гладкой, безволосой груди Тухломона можно было увидеть интересные татуировки. Рисунок и текст татуировок мог меняться в зависимости от целей и настроений комиссионера. От пошлых русалок и «Вера, не скучай!» до китайских драконов.
Даф стало противно. Тухломон вызывал у нее странное чувство: смесь брезгливости и дикого любопытства. С таким чувством выпускницы Смольного института, вероятно, глядели бы на голого, с разбитым лицом пьяного, которого тащит куда-то за волосы городовой.
Ознакомительная версия.
