Ознакомительная версия.
Пользуясь моментом, Сашка сунулся к Максу, когда тот, разложив на лавке шнепперы, учил их скоростной стрельбе. Правила были простые: стрелять в консервную банку с десяти шагов стальными шариками, перезаряжаться и снова стрелять. Времени на выполнение упражнения – минута. Больше шести дырок в банке – «отлично». Шесть – «хорошо». От шести до четырех – «удовлетворительно». Торопыга Макар ухитрился перезарядиться целых десять раз. Правда, так спешил палить, что попал только дважды.
Макс встряхнул простреленную банку. Раздался звук детской погремушки.
– Не я р-решаю, к-кто ныряет! Я главный по пы… пальбе и мы… мордобою!
Сашка потянул на себя зарядный рычаг шнеппера.
– Спорим, мне разрешат нырки в ближайший год? – запальчиво спросил он.
Макс перестал трясти банку.
– Никаких сы… споров! – сказал он с испугом.
– Почему?
– Э-э… Всегда нужно, чтобы проигравший мог культурно отступить, не уронив л-лица. З-знаете… э-э… Родиона?
Все культурно промолчали, так что сложилось впечатление, что Родион никому не известен.
– Однажды мы п-поспорили, можно ли съесть д-дохлую кошку. Он сказал, что запросто, если ей не больше суток, потому что это тоже ми… мясо. А я сказал, что этого не надо де… де…
Сашка начал открывать рот, собираясь подсказать.
– …потому что там ты-трупный яд! – обошел коварный слог Макс. – Он согласился, но я стал доспаривать, и он… н-назло мне ее сварил. А до этого д-держал в ледяном ручье в про… проточной воде… А надо было не до-до-до…
– Не доедать? – пошутил Сашка.
– Не д-доспаривать! – Макс с неожиданным раздражением вырвал у Сашки шнеппер. – А ну не целься в м-меня! Сколько раз говорить, ба-балда!
Во втором часу новички были в пегасне. Тут царил Ул. Царство Макса закончилось вместе с арбалетами.
– Кышни отседа, будь френдом! Не трогай лошадь за нос! – жизнерадостно орал кому-то Ул.
– Вообще-то это храп!
– А мне по барабаниусу! Всю жизнь называл это «нос», и ни один пег не возразил!.. И вообще, у тебя не куртка! У тебя поперденчик! Настоящая куртка должна быть во! – Ул гулко стукнул себя кулаком по груди. Его голос раскатывался где-то у входа.
Сашка чистил тощую, но вполне уже бодрую Азу, одновременно следя, чтобы добрая Рина не совала ей ни яблок, ни сухарей. После болезни у Азы прорезался волчий аппетит, но Суповна с Кавалерией не советовали ее перекармливать, опасаясь, что опухнут копыта. Аза этого не знала и постоянно попрошайничала.
– Нельзя! Потерпи! – Сашка оттолкнул морду Азы, потянувшуюся к его карману.
С видом оскорбленной принцессы Аза вытянула правое крыло – пока сложенное – вверх. Осторожно расправила, едва не коснувшись потолка, потом так же осторожно сложила и то же самое проделала с другим крылом. Точно в тесном проходе кто-то открыл и закрыл новый зонт.
Рина несла воду и ударилась коленкой. Сказала: «Ауч!» Даня посмотрел на нее серьезно, без укора. Осмысливал место слова «ауч!» в структуре русской семантики. Анализировал наполнение. Потом стал задумчиво смотреть на Лару.
Выковыривая крючком гравий из копыта Икара, Лара кокетливо жаловалась стоящему рядом Кирюше: «Прямо не знаю, кому позвонькать? Все по третьему разу обзвоньканы!» Потом внезапно вспомнила, что у Тони, у которой она год назад отдыхала на даче, сегодня день рождения. Лара немедленно позвонила Тоне:
– Чего так долго не снимала? Угадай, кто это! А чего ты вся такая?.. А, спишь!.. Я звоню поздравить тебя сама знаешь с чем и пожелать сама знаешь чего!.. Почему в марте?.. Ты что-то путаешь: у тебя в декабре! А, ну ладно, отдыхай!
Вдохновленный Ларой, Кирилл схватился за телефон и тоже стал «звонькать», показывая, какой он успешный. Девушек, по его представлению, у него было десятка два, но почти все не знали, что они его девушки. Не исключено, что если какая-нибудь девушка проехала бы с ним три станции в метро, а потом вышла, то Кирюша утверждал бы, что его бросили. Если же из вагона первым выскочил бы Кирюша, он бы счел, что стал инициатором разрыва.
Ворота лязгнули. Кирилл поспешно спрятал мобильник.
– Герр комендант пришел! – шепнул он.
По проходу крабьей походкой пробирался Кузепыч. Послышался близкий вопль. В соседнем деннике влюбленный толстячок Рузя выкручивал Насте руку, пытаясь у нее что-то отнять. Наста кусалась.
Кузепыч остановился. Запыхтел:
– Отставить! Что за игры? Вы что, взбесились?
– Запретите ей! Она сухарь под лошадь уронила, подняла и ест! – Рузя жалостливо разглядывал прокушенный палец.
– Сунулся? – щелкая зубами, хищно спросила Наста.
– Ну и пусть ест! Что ты ребенку мозги компостируешь, елки страшные? Я всю жизнь с пола ел и только здоровее становился, – хмыкнул Кузепыч, поворачивая голову к Кирюше. – Эй, новый набор! У вас практика в городе! Всем быть у автобуса через пятнадцать минут!
– Так точно, коменданте Кузепыч! – отрапортовал Кирюша.
Кузепыч вопросительно моргнул. Кирюша таращился на него нахальными глазами вежливого хама. Попробуй придерись.
– Ул! – окликнул Кузепыч.
Из денника Эриха высунулась голова Ула. Утром одноглазый пег сослепу залетел в заросли и всадил в себя столько колючек, что поджимал уши и бил задом, не давая их вытаскивать. Новички и средние шныры не рисковали к нему соваться, и за дело пришлось взяться Улу.
– Ул! Тебе доброволец нужен? Блещет разговорчивостью! – Кузепыч кивнул на Кирюшу.
– Нам общительные нужны! – одобрил Ул. – Видишь кучу обледеневших опилок?
– Нет, – поспешно соврал Кирюша.
– Ну ты прямо Белдо: в будущее заглядываешь. Тогда будь хорошим шныром: наколдуй, чтобы и другие тоже не видели!
Кирюша издал тоскливый стон саможаления и, взяв совковую лопату, отправился колдовать. В который раз его изнеженное, приученное к дивану и компьютерному стулу тельце отдувалось за болтливый язык.
Когда Кирюша отколдовался, две пятерки шныров пошли по главной аллее к выездным воротам.
Вокруг все звенело. Вечером прошел снег с дождем, ночью ударил мороз, и теперь каждая маленькая веточка оказалась закована в ледяной панцирь. То и дело внутри стволов что-то постреливало: стрелял один ствол, и тотчас с другой стороны откликался другой. Каждое слово эхом разлеталось по ледяному тоннелю.
Рина нагнула ветку и подо льдом разглядела набухшую уже сейчас, с зимы, заботливо приготовившуюся к весне почку. Она стала осторожно обгрызать лед, освобождая и отогревая почку, стараясь не ранить ее. Сашка увидел, что она делает, нагнул к себе соседнюю, с хрустом сломал, сунул в рот и плюнул.
– Как ты можешь это есть? Кисло! Древесина какая-то!
– Нечуткое ты существо! – вздохнула Рина.
– Ага, есть немного, – признал Сашка.
Ознакомительная версия.
