Держа маленький кинжал в левой руке, воительница кончиком лезвия очертила на снегу большой круг, в центре которого оказались остатки черепа, она старалась сделать круг как можно более ровным, ибо и это имело особое значение. Затем она начертала заклинания вокруг кольца, закончив тем, что вписала руну» Бьорк»в центре.
Сконцентрировав все свое внимание на обряде в целом, теперь она должна была подождать, пока солнечный диск не исчезнет окончательно за темным горизонтом. Затем Песнь Крови поднялась и принялась за волшебство, начав с пения рунических заклинаний, чтобы призвать себе в помощь всю мощь Хель. Но, сама того не зная, она оказалась не единственной, кто наблюдал за этим таинством.
Спрятанные между густыми деревьями, которые подступали со всех сторон, образуя лишь узенькие тропинки, перекрещивавшиеся в центре, два свидетеля молча наблюдали за высокой женщиной в черных одеждах с самого первого мгновения, как только ее фигура появилась у дороги. И уже одно ее появление заставило их дрожать от страха, словно от ее присутствия воздух вокруг стал холоднее. Вид оружия напугал их еще больше. Оба были рады, что большой черный меховой капюшон плаща надежно покрывал ее голову, и оба они умирали от страха при мысли, что она может отбросить его и обнажить лицо.
Их ужас и вовсе стал нестерпимым, когда она остановилась посреди перекрестка с вытянутыми вперед руками со сжатыми кулаками и стала напевать рунические заклятия, призывая мощь неизвестного колдовства.
И все же оба наблюдателя не бросились бежать подальше от этого места, уверенные, что вот теперь наконец после долгих дней и ночей постоянных и бесплодных поисков и ожиданий, им все же довелось найти настоящую ведьму.
Песнь Крови уже почти завершила свое колдовство, когда это произошло. Она повернулась почти на пол-оборота, произнося заклинания по кругу и призывая духов земли, воздуха, огня и воды, когда неожиданный вопль заставил ее вздрогнуть, в один миг нарушив концентрацию мысли и воли.
Мгновение спустя все ее тело напряглось, она выхватила из ножен меч. Однако ничто не двигалось в сумеречном свете заката. И все-таки совсем поблизости, из глубокой тени деревьев до нее доносились приглушенные звуки рыданий, похоже было, детских.
Песнь Крови застыла на месте, ожидая нападения и одновременно тщательно осматриваясь по сторонам. Воинское чутье жаждало немедленной схватки.
Рыдания не утихали, однако никто не собирался на нее нападать. Немного смущенная, воительница подождала еще несколько мгновений, а затем позвала:
— Дети?
Испуганный плач на мгновение прекратился, а потом раздался снова, но уже гораздо сильнее и| громче.
— Выходите на перекресток, дети! — выкрикнула Песнь Крови, внимательно оглядывая заросли вокруг. «Это могло быть смертельной ловушкой, возможно, даже устроенной руками самого Нидхегга, — напомнила она самой себе, — нельзя доверять очевидности, когда в дело замешан этот хитрый колдун».
Воительница Тьмы продолжала стоять с мечом в руках, готовая отбить любое нападение. Она еще раз позвала детей, теперь уже все больше уверяя себя в том, что это всего лишь нелепая случайность. Хотя сколько она ни кричала, ответа так и не добилась. А потом вдруг Песнь Крови сообразила, что, несмотря на все свои старания, несмотря на боль и целый день пути, она по собственной вине разрушила чары и ей уже никогда не получить лошадь Тьмы, поскольку заклятие должно быть произнесено только сейчас, его нельзя будет повторить завтра на закате. А без лошади Тьмы она обречена на поражение, и она и ее дочь, Гутрун. Гнев вспыхнул в ее груди.
— Кровь Гарма! — выругалась она. — Кто бы ты ни был там, в кустах, выходи немедленно ко мне!
Две маленькие, рыдающие от ужаса фигурки отделились от тени деревьев и несмело, подпихивая друг друга и в то же время держась за руки, осторожно вышли на перекресток, сделали еще пару неуверенных шагов по направлению к воительнице и остановились.
— Ближе, — приказала Песнь Крови. Дети сделали еще несколько шагов и снова замерли, жалобно скуля, точно напуганные щенки.
— Кости Модгуд, — прорычала воительница, глядя на парочку сверху вниз. Их грязные меховые одежды давно превратились в лохмотья. Она оценивающе глянула на мальчика, которому по виду не было и семи лет от роду, девочке же едва исполнилось восемь или девять. Без сомнения — брат с сестрой, если судить по схожести их фигур и светлым патлам грязных русых волос, торчавших в разные стороны.
— Кто из вас кричал?
Никто из детей так и не ответил, только девочка несмело подняла руку и указала на себя.
— Нет, — испуганно прошептал мальчик, — это я… я кричал…
— Мы оба кричали, — быстро выпалила девчушка, ее голос сломался и замер, она явно была напугана до смерти. Один только вид воительницы приводил ее в ужас.
Песнь Крови перевела взгляд с одного ребенка на другого, а затем снова оглядела лес, все еще подозревая, что эти невинные детские фигурки могут в любой момент превратиться во что-либо огромное и смертельно опасное.
— Это я кричал, — настаивал мальчик, его голос дрожал от страха. — Она просто старается… защитить меня. Я… увидел твое лицо. Твой сияющий… череп. — Он снова разрыдался, уже не таясь, зарывшись лицом в сомкнутые ладошки.
— Мой что? Мой череп?
Дети кивнули одновременно.
Песнь Крови сердито скинула с головы меховой капюшон. Мальчик и девочка дернулись так, словно она ударила их и они собрались бежать прочь.
— Какой череп? — требовательно спросила она.
— Я… тоже его видела, — стала ныть девчушка, ее расширенные от ужаса глаза были прикованы к бледному лицу воительницы, на котором виднелись отчетливые следы шрамов после многочисленных битв. — Еще мгновение назад череп был… он просвечивал прямо сквозь капюшон…
И вдруг на нее нахлынуло отвращение к самой себе. Она понимала, что эти двое всего лишь маленькие дети, до смерти напуганные ее появлением, и им не до вранья. Скорее всего, что-то произошло с ней самой, пока она произносила ритуальные заклинания. Что-то случилось, когда она вызывала себе в помощь силы Тьмы, и, вероятно, именно колдовская сила Хель преобразила ее лицо, заставив его выглядеть, точно оскаленный череп.
Возможно даже, что во время обряда лицо Хель заменяет ее собственное, когда она использует магию Тьмы. Ее об этом никто никогда не предупреждал. Неужели так будет всякий раз, когда она решится прибегнуть к чарам? Или только иногда? А что, если она и дальше будет использовать эти заклинания, а потом вдруг обнаружит, что вместо собственного лица у нее оскал черепа — образ повелительницы Хель? И с какими другими сторонами колдовства ей придется столкнуться в дальнейшем, о которых ей пока ничего не известно? «Хель смеется последней», — снова некстати вспомнила она.
