Моцог уже ковылял быстрее, его личное время постепенно нагоняло время нормальное. С каждым шагом по туннелю монстр двигался все проворнее. Подбитые гвоздями ботинки цокали по металлическому полу. Турпан посмотрел на Моа. Ее дыхание немного выровнялось. Еще несколько секунд – и она сможет бежать, но этих нескольких секунд у них не было. А внутренний голос Турпана все продолжал нашептывать, и, чтобы отвлечься от этих мыслей, юноша стал озираться в поисках какого-нибудь оружия.
Взгляд Турпана упал на тонкий стальной прут длиной примерно с его руку, торчащий из груды мусора. Не то чтобы он верил, что сможет отбиться, но все же… Вор выглянул из своего укрытия – моцог был еще довольно далеко, он шел крадучись, настороженно прислушиваясь.
Одна из ламп над головой зажужжала и погасла, в туннеле стало темнее. Еще одна мигала, из-за чего тени дергались рывками. За спиной Турпана жужжал и сопел блок питания респиратора – на самом деле едва слышно, но ему казалось, что оглушительно.
Он осторожно потянул на себя арматурину из груды мусора, и та легко и почти беззвучно поддалась. Турпан, набравшись смелости, дернул сильнее, и железный прут оказался у него в руке. Несколько потревоженных камешков покатились и застучали по полу… И тут перед Турпаном, словно из ничего, возник моцог.
Турпан вскрикнул, отшатнулся назад с прутом в руке – и обомлел. Тварь была в нескольких сантиметрах от него, из раззявленной пасти капала слюна, кинжал монстра был уже занесен для смертельного удара… но в последний миг моцог окаменел – застрял во времени, словно превратился в восковый манекен.
Турпан изо всех сил ударил его прутом в висок. Руку до самого плеча пронзила боль, будто он врезал по скале, а тварь даже не шелохнулась. Выронив оружие, Турпан в растерянности отступил назад, но быстро взял себя в руки. Грубо дернув за руку Моа, которая не могла пошевелиться от ужаса и потрясения, он бросился бежать.
Они успели сделать несколько шагов по туннелю, когда сзади послышался глухой удар: моцог отлетел в сторону, врезался головой в стену и мешком осел на пол. Время настигло его.
Беглецы не стали задерживаться, чтобы проверить, надолго ли он выведен из строя. Они бежали со всех ног, Моа часто спотыкалась, но Турпан всегда оказывался рядом, чтобы ее подхватить. И наконец, как им показалось, целую вечность спустя, они нашли выход.
К счастью, лестница оказалась на своем месте. К тому времени, когда они добрались до нее, Моа чуть не падала от изнеможения, но на этот раз они не могли позволить себе передышку: крики преследователей раздавались все ближе. Турпан взвалил девушку на спину и стал подниматься. Она была легкой, как привидение, однако и у него силы были на исходе. У Турпана подкашивались ноги, и если бы не смертельный ужас, он вряд ли сумел бы одолеть винтовую лестницу. Наконец он добрался до заржавевшей двери наверху. Там он опустил Моа на пол и стал выстукивать условленный ритм: три удара, пауза, один удар, пауза, четыре, пауза, три.
Ничего. Никто не отозвался.
Турпан постучал еще раз. Он был уверен, что стучит правильно, однако из-за двери не доносилось ни звука. Ручка с этой стороны отсутствовала. Турпан пнул дверь ногой, но она, конечно, не открылась. Он выругался и пнул еще раз.
– Турпан, – слабым голосом произнесла Моа. Похоже, она потеряла всякую надежду. – Они идут.
Сквозь решетчатые ступени было видно, подножие лестницы – там метались какие-то тени, быстро и резко. Снизу доносился топот подбитых гвоздями ботинок, то быстрый, то снова медленный.
– Открывай эту чертову дверь! – крикнул Турпан, респиратор приглушил отчаяние в его голосе.
Он опять стал выстукивать ритм, и – о чудо! – на этот раз в ответ послышался скрежет открывающегося замка. Турпан помог Моа встать. Снизу раздалось нечленораздельное завывание и перешло в бессмысленную скороговорку.
Дверь наконец открылась, и беглецы поспешно ввалились в нее. Они очутились в грязном и узком переулке. Турпан тут же кинулся закрывать за собой дверь. Он успел мельком увидеть, как к нему с паучьим проворством мчится один из моцгов, но не стал его разглядывать и захлопнул дверь. Юноша налег на поворотное колесо замка, оно рывками, со скрипом повернулось, и засов с грохотом встал на место.
Турпан устало прислонился к металлу, прислушиваясь к приглушенным воплям моцгов и пытаясь прийти в себя. Потом повернулся к мальчишке, который открыл дверь. Коротышка, одетый в непромокаемое пончо и потрепанную шляпу, держал в руке маленький надкушенный пирожок. Он слегка попятился под гневным взглядом Турпана. С клочка серого неба у них над головами лил дождь.
– Где тебя носило, Глупыш? – проскрежетал Турпан. – Почему сразу не открыл?
На лице мальчишки отразился ужас.
– Ты ведь не скажешь Анье-Джакане? Не скажешь, а?
Турпан шагнул к нему и выдернул из его руки пирожок. В конце переулка виднелись прилавки уличного базарчика.
– Тебе что, вообще ничего поручить нельзя? – оскалился Турпан.
Он присел на корточки рядом с Моа, помог ей сесть и ласково сказал:
– Вот, съешь это.
Моа устало взяла у него пирожок.
– Что за начинка? – пробормотала она.
– Лучше не спрашивай, – ответил он. – Ешь.
– Я отошел всего на секунду, – скулил Глупыш. – Я проголодался. Я ждал целых…
Турпан, даже не дав себе труда оглянуться, властно вскинул ладонь.
– С тобой я разберусь позже.
– Ты ей не скажешь? Пожалуйста, не говори! – Глупыша уже трясло.
Турпан не ответил на вопрос. Он смотрел, как Моа откусывает по крошке от пирога.
– Ты в порядке? – прошептал он. – Можешь двигаться?
Моа кивнула. Он помог ей встать.
– Пошли, – сказал он таким тоном, словно пытался успокоить расплакавшегося ребенка. – Я же говорил, что не дам тебя в обиду. Я всегда с тобой…
Она снова кивнула – похоже, она его почти не слышала. Турпан обнял девушку за плечи, и они побрели по переулку туда, где шумел базар. Оба были уже мокрые до нитки. Глупыш нервно покосился на металлическую дверь, за которой слышались скребущие звуки, и поспешил следом за ними.
Креч смотрел паноптикон, устроившись в своем потрепанном красном кресле, и тут в комнату ворвалась Эфемера с криком:
– Дедушка! Только посмотри, что сделал Ваго!
Старик с досадой отмахнулся от девочки, не отрываясь от своего занятия. Паноптиконом звалось устройство, похожее на большой бронзовый перископ, свисающий с потолка. С двух сторон из «перископа» торчали рукоятки настройки, которые Креч, сердито сопя, пытался подкручивать.
– Почему они делают подписи такими мелкими? Совсем не думают о стариках вроде меня, – проворчал он.
