Матильда находилась под покровительством слуги, что гарантировало гипотетическим обидчикам весомые неприятности.
— Господи, я ведь не тебя спрашиваю, — всплеснул руками Таратута. — Занимайся скотом.
— Котом.
— Тебе виднее. — И вернулся к девушке: — Бьет?
— Филя, с чего такая глупость?
— Ну, байкер и все дела… Я где-то читал, что у них это in rerum natura.[5] Нажрется пива, и давай кулаками махать.
— Не наш случай.
— То есть у вас любовь?
— Самая настоящая, — твердо подтвердила Матильда.
— Повезло… — Филя попытался погладить Козявку, но не преуспел, убрал руку, среагировав на продемонстрированные когти, зевнул, посмотрел на часы, прислушался и, услышав топот на лестнице, удовлетворенно хмыкнул: — Кажется, закончили.
Патриция покинула подвал первой, упорхнула, сказав, что хочет поговорить с Матильдой. Ганза и Чайка ушли следом, на ходу продолжая обсуждать особенности предложенной механиком конструкции. А вот Рус задержался.
— Кирилл! Я должен с вами поговорить.
— О чем?
Грязнов, который только собрался выбраться из-за стола, остался в кресле и дружелюбно посмотрел на Лакри.
— Я беспокоюсь о своих людях, — твердо и серьезно произнес тот.
Несколько мгновений Грязнов пристально смотрел на парня, после чего кивнул:
— Очень хорошая тема для разговора, Рус, очень правильная. — Вытащил из кармана платок, с сомнением посмотрел на него, убрал, достал из другого кармана свежий и вытер пот. — У тебя есть люди, и ты считаешь себя обязанным заботиться о них.
— Они не мои…
— Оставь, — вальяжно махнул рукой Кирилл. — Ты правильный человек, Рус, я в тебе не ошибся. — Помолчал. — Я ждал этого разговора.
Он достал золотую коробочку, вытряхнул на ладонь несколько белых пилюль и проглотил их, запив водой из пластиковой бутылки.
Лакри на мгновение сбился: неужели он настолько предсказуем? Но в следующий миг вспомнил, с кем говорит, и успокоился. Грязнов был антикваром, но только потому, что хотел быть антикваром. А вот возможности его выходили далеко за рамки, очерченные для продавца древностей, пусть даже и самого известного в мире. Кирилл был игроком, и этим все сказано.
— Скоро я отправлюсь на Станцию, — осторожно продолжил Рус.
— Верно.
— Пэт и Матильда тоже.
— А еще Мамаша Даша, Таратута, Олово… Здесь не останется никого.
— Похоже на бегство.
— Мы идем туда, где должны быть.
Ни слова больше, никаких объяснений.
«Мы идем туда, где должны быть».
Лакри чувствовал, не знал, а именно чувствовал, что за проектом, за Грязновым и Патрицией, прячется нечто большее. Что за декларированным желанием подарить человечеству новую энергию скрывается некая тайна. В конце концов, Ганза мог просто передать техническую информацию тому же Китаю и снять все вопросы. Но не передал. Не захотел? Или не мог?
Или все дело в тайне?
Почему, черт возьми, так важно устроить аварию?
— Что тебя смущает, Рус?
— Не понимаю, зачем вы отправляете на Станцию всех близких.
— Там спокойнее.
Учитывая складывающуюся вокруг Станции ситуацию, слова Кирилла могли показаться издевкой, однако Рустам знал, что Грязнов ошибается редко. И если он сказал, что на Станции, которую постепенно окружают войска крупнейших государств планеты, будет спокойнее, чем в Анклаве, значит, так оно и есть.
— А куда денутся мои ребята?
— Не на Станцию, — коротко ответил Кирилл.
Судя по скорости ответа, он был заготовлен заранее.
Но и отказом фраза антиквара не прозвучала.
— Есть и другие безопасные места?
— Чуть менее безопасные, чем Станция, но куда спокойнее Москвы. К тому же у этих мест есть большой плюс — там будут рады видеть команду знаменитого Лакри.
Рустам прищурился:
— О чем вы говорите?
— О промышленной зоне «Науком», которую корпорация выстроила неподалеку от Станции.
Лакри вздрогнул:
— Я не хочу служить «Науком»!
Рустаму до сих пор снился город, сметенный с лица земли с помощью его разработок. Нечасто, но снился. Не город даже, а камни, смешанные с мясом и горем. Кусочек рукотворного ада имени «Науком». И его, Рустама, имени.
— На кону жизни твоих людей.
— Кирилл!
Он ведь все это знает! И о городе, и о кошмарах. Знает! Так почему же…
— Я понимаю, что выглядит предложение гадко, но другого выхода нет, — с неожиданной проникновенностью произнес Грязнов. — Я могу поговорить со своими друзьями из «Науком», и, уверен, они с радостью примут на работу Рустама Лакри и всех его людей. Ты получишь главное: пропуск в промышленную зону — и спрячешь там друзей. Ты их спасешь, Рус. Я не шучу.
— То оружие, которое я придумаю за эти месяцы, убьет гораздо больше людей, чем я спасу, — горько ответил инженер. — Мы оба это знаем.
— «Науком» известны твои принципы, и они сделают все, чтобы не потерять тебя во второй раз. Я думаю, они предложат тебе заняться чем-нибудь мирным, например транспортом. Получишь собственную лабораторию, фактически то же бюро, только под крылом корпорации.
— Вы можете это устроить?
Рус вспомнил вопросы, которыми подозрительный Чайка засыпал Грязнова в начале разговора. Вопросы о связях с Кауфманом.
«Все страньше и страньше…» — как говорила Алиса.
— Я могу устроить очень много вещей, — усмехнулся Кирилл. — И спасение твоих парней, поверь, далеко не самая сложная из них. Не будь у меня серьезных связей, нашего проекта попросту не существовало бы.
— Но почему вы не с ними?
Кирилл не просто вписан в существующий порядок, он входит в число управляющих им людей. В чем смысл его попыток разрушить систему? В чем тайна?
Промолчать Грязнов не мог, но отвечать так, как хотелось бы Рустаму, не стал.
— Потому что наверху оказываются люди двух типов: игроки и члены команды. Я игрок, Рус, у меня есть принципы, которые я считаю нужным защищать. — Грязнов помолчал. — Я не публичный человек, Рус, но я к этому никогда и не стремился, слава меня не прелыцает. Все остальное у меня есть: и власть, и богатство. И я употребляю их для того, чтобы чувствовать себя удовлетворенным. Я считаю, что должен это сделать, и я это делаю. Такой ответ тебя устроит?
— Более чем.
Рус знал, что такое принципы. Именно они в свое время заставили его уйти из «Науком», хотя талант давно бы уже сделал его миллионером.
Прикоснуться к тайне не получилось, но Кирилл в очередной раз сумел отыскать нужные слова.
— Это все, о чем ты хотел поговорить?
— Вы же знаете, что нет.
