Он знал, что отнимут. Уже отнимали. Этот мальчик, нынешний бог. Настоящий, в отличие от всех предыдущих. И править он мог по-настоящему. Здесь никто но смел ослушаться Айнагура, но с какой радостью слуги кидались выполнять приказания юного бога. На него не обижались, даже если ему случалось не по делу вспылить. Он всех покорял своим обаянием, великодушием, своим врождённым благородством, которое сквозило в каждом его жесте. Айнагур видел, как он сражался на турнирах, командовал корабельными войсками, как разговаривал с командирами дворцовой гвардии. Взрослые мужчины отчитывались перед этим хрупким с виду отроком, как перед своим правителем. И они любили его. Айнагура же только боялись. Когда-то это льстило ему. Когда-то ему казалось, что власть, основанная на страхе, может быть прочной.
Айнагypa не удивляла дружба мальчика с сантарийской аттаной. Они подходили друг другу. Глядя на них, абеллург невольно вспоминал древние легенды. Эрлин и Гильда… Эрин и Гилла…
Интересно, они уже стали любовниками? Нет, докладывали осведомители, не похоже. Эрин проводит ночи с другими абельминами, а эта худышка… Кажется, она ещё и не созрела для лю6ви. К тому же, большинство сантарийских колдуний предпочитают хранить целомудрие, опасаясь потерять хотя бы частицу своей чудесной силы.
Айнагур не знал, чего он боится больше: колдовской силы Гинты или её близости с Эрином… Вернее, Эрлином, как она его назвала и как его сейчас должны называть все остальные. Айнагура раздражало уже само то, что он её боится. Такого человека, как эта аттана из Ингамарны, хорошо иметь другом и опасно иметь врагом. Айнагур решил, что больше не будет с ней враждовать. Друзьями они никогда не станут. Пожалуй, он попытается сделать её своим союзником.
Глава 2. Избранница бледной богини.
— Амнита, а когда здесь появился этот ваятель?
— Какой? Их тут много.
— Можно подумать, ты не знаешь, о ком я говорю.
Амнита промолчала. Гинта поняла, что подруга сердится, хоть и не подаёт виду. Здесь вообще принято скрывать свои чувства. И своё подлинное отношение к окружающим. Впрочем, Гинта знала, что к ней Амнита относится хорошо. Действительно хорошо. Она не такая, какой хочет казаться. И не так уж трудно пробиться сквозь эту броню.
Они сидели на бортике фонтана, спустив ноги в воду, — холёная белокожая красавица с узким надменным лицом и худенькая смуглая девочка-подросток. Обе недавно искупались и сушили волосы. Амнита неторопливо разбирала длинные волнистые пряди, пропуская их сквозь тонкие пальцы, и откидывала за спину. Высыхая, они сияли при свете ярких ламп, словно белое серебро. Кожа валлонки, казалось, тоже излучала cвет. На бледных щеках дрожали серебристо-лиловые тени от длинных ресниц.
Кто-то прошёл по коридору. Гинта вздрогнула и оглянулась на полуоткрытую дверь купальни.
— Стражники, — спокойно сказала Амнита. — Они тут везде ходят.
— Мне доводилось встречаться с великанами, — поёжилась Гинта. — Теперь мне даже их вид неприятен.
— Эти совершенно безобидны. Они тупые и делают только то, что им
скажут. Не обращай внимания. Это всё равно что ходячие статуи.
— Ходячие статуи — это едва ли не самое страшное из всего, что
я видела в своей жизни.
— Да, я слышала об этих живых изваяниях из пустыни, которых ты взрывала при помощи молнии.
— Здесь почти никто этому но верит.
— Ну и что? И здесь, и везде люди верят тому, чему им хочется верить.
— Не всегда. Есть вещи, в которые не хотелось бы верить, однако приходится. И верить, и думать о том, как предотвратить беду.
— Опять она про какую-то беду… Просто беда с тобой. Нельзя же с таких лет жить исключительно мировыми проблемами.
— А тебе никогда не приходило в голову, что наш мир может погибнуть?
— Каждое мгновение во вселенной возникает и гибнет множество миров. Почему ты считаешь, что наш — исключение?
— Наш мир ещё молод.
— Молодость — ненадежная защита от смерти. Но ведь ты же веришь в бессмертие души.
— Как ни странно, людей никогда не утешала эта вера, — тихо сказала Гинта.
Некоторое время обе молчали, глядя на усеянную разноцветными бликами воду.
— Вспоминаешь Сагарана? — спросила Амнита. — У меня никогда не было сильных привязанностей. Наверное, я просто не умею любить.
— Ты просто себя в этом убедила. Ты не хочешь любить. По-моему, ты этого боишься.
— Боюсь? — засмеялась валлонка. — Забавно.
— Вовсе нет. Тот, кого любишь, имеет над тобой власть. Ты хочешь быть свободной, а это невозможно.
— Я знаю. Наверное, полную свободу даёт только смерть.
— Смерть — это преддверие следующей жизни.
— Остаётся надеяться, что она будет не хуже этой, — подавив зевок, промолвила красавица.
— Амнита, а ты бы согласилась спасти Эрсу ценой своей жизни?
— Думаю, да, — без выражение сказала валлонка. — Или не будет только меня, или ни меня, ни Эрсы. Пусть уж хоть она останется.
— А если бы тебя что-то привязывало к этой жизни?
— Любовь, например, — с иронией подсказала Амнита. — А какой смысл
беречь свою жизнь, если всё равно негде будет заниматься любовью?
— А если бы у тебя появилась возможность уйти в другой мир, поселиться на другой ангаме…
— "А если бы, а если…" — шутливо передразнила Амнита. — Такое впечатление, что ты хочешь возложить на меня какую-то высокую миссию.
Я на это не гожусь.
— Да я просто так спрашиваю. А вообще…. Мы не всегда знаем, на что годимся.
— Я гораздо хуже, чем ты думаешь, — усмехнулась Амнита.
Она сидела, опершись на бортик фонтана и поджав одну ногу, светлая я сияющая, окутанная серебряным потоком волос. Она была так совершенна. Так грациозна даже в самой небрежной позе… В ней была безмятежность богини, уверенной в своей неотразимости и давно равнодушной к восторгу окружающих. Только серые глаза казались сумрачными в тени длинных ресниц, да чуть опущенные уголки губ говорили о какой-то глубокой тайной печали.
"Лучше бы ты действительно была такой, какой хочешь казаться", — подумала Гинта.
— До чего мне надоели эти однообразные узоры, — сказала она, глядя на мозаичное дно фонтана.
— А меня утомляет ваша пестрота. Мне кажется, у сантарийских художников слишком буйное воображение.
— Ты считаешь, что раньше, до обвала, Южный павильон был лучше?
— Не знаю… Просто сейчас там как-то непривычно. Странные звери,
чудовища, зверолюди… Всё это слишком отличается от остальных интерьеров дворца.
— Да, слишком мрачно для обители светлого бога, — согласилась Гинта. — А с другой стороны… Такое впечатление, что Диннар как бы вытащил наружу то тёмное, что есть в душах здешних обитателей.
