— Зови меня Хидди.
— Бенард Селебр, — сказал он.
— Ты такой храбрый!
«Такой пьяный, дамочка…» Он вел себя какбезумец!
— Любой мужчина с радостью спас бы красавицу вроде вас.
— Бросил вызов веристам! — Она с восхищением сжала его бицепсы. — Какой сильный! Гончар?
— Художник. По большей части скульптор.
— А что это такое?
— Каменщик. Близко к истине.
— Ты говоришь не как каменщик. — Видимо, она хотела выпытать, сколько денег с него можно взять. — А как придворный.
— Меня вырастили во дворце.
Она радостно рассмеялась.
— Тогда все понятно. О, ты не раб?
Ее ловкие руки наткнулись на печать, прикрепленную к его запястью, знаку уважаемого свободного гражданина.
— Нет.
— Ты похож на флоренгианина!
Она успела заметить его черные волосы и смуглую кожу — у любого вигелианина она гораздо светлее даже в середине лета.
— Не все флоренгиане рабы. Я заложник.
— А что такое «заложник»?
По всей видимости, Хидди получила весьма скудное образование, да и выговор выдавал в ней крестьянскую девчонку, совсем недавно пришедшую в город со строительства ирригационных каналов.
— Ну, когда мне было восемь лет… — Проклятье! На что он тратит время? — Спроси лучше, когда я протрезвею.
Он поцеловал ее, и губы девушки зажгли пламя, которое быстро побежало вниз, охватив все тело. Он взмок и лишь чудом не налетел на стену.
— Уже недалеко, любимый, — прошептала она. — О, я не могу дождаться…
— Хорольдсон сделал тебе очень больно?
— А? Не-е, он считает себя крепким и жестоким парнем. Его возбуждает, когда я кричу и вырываюсь.
— Ты с ним давно знакома? — мрачно спросил Бенард.
— Встречалась пару раз. Он много о себе воображает, а на самом деле ужасно неуклюжий и предсказуемый. Вот мы и на месте!
Они подошли к лестнице в большое здание, отделанное крашеной плиткой. Фонари отбрасывали неровный свет на картинку, которую Бенард знал и презирал: обнаженная фигура в человеческий рост с женской грудью и вульвой, мужской бородой и фаллосом. Эриандер, двуполое божество соития и безумия, уродливейший образ, по мнению Бенарда, оскорбляющий все законы красоты. Он замер на месте.
— Нет! Я не могу туда войти, Хидди! Посвященный Анзиэль не имел права поклоняться Эриандер в Ее храме.
Хидди рассмеялась, словно ей уже приходилось сталкиваться с подобными возражениями, и она знала, что с ними делать.
— Милый, ты вспотел, точно конь. Смотри-ка, что у меня тут, м-м-м?
Платье упало на землю, и она осталась в одних сандалиях. На лице у нее застыло удивленное выражение.
От его блузы наверняка поднимался дым, но пульсирующая животная похоть уступила место совсем другому виду возбуждения. В мягком свете фонарей она являла собой такой образ женского совершенства, какой ему еще не приходилось видеть. Типичная вигелианка с молочно-белой кожей и почти невидимым золотистым пушком между ног и подмышками; у нее были стройные ноги, плоский живот, бедра широкие, но безупречной формы, грудь высокая и твердая. Волосы золотистым облаком кудряшек окутывали голову. Что из этого реально, а что — дар ее богини?
— Идем со мной, Бенард! — Она протянула руку, и ему показалось, что весь мир сосредоточился вокруг нее.
Хмельной туман рассеялся.
— Нет! — пробормотал он. — Я не могу. Только не там.
— Ты дал обет воздержания? — Она недоверчиво улыбнулась.
— Нет, но я не могу… не могу туда войти.
— Ты женат? Большинство мужчин это не волнует.
— Не женат.
— Ты ведь меня хочешь. Очень хочешь! А я хочу тебя! Неужели ты всю жизнь имел дело только с камнями?
— Повернись.
Хидди удивленно повернулась. Бенард не увидел на ее теле ни родинок, ни веснушек. Она была очень молода и так красива, что поклонники наверняка ходили за ней толпами. Нимфы Эриандер утверждали, что их орден священен, а сами они очень опасны. Бенард подозревал, что это всего лишь гильдия проституток, способных превращать мужчин в слюнявых идиотов не лучше, чем любая другая женщина. Он никогда не пользовался их услугами — не потому, что боялся их умения порабощать, дарованного богиней, а потому что другие женщины были не менее соблазнительны и доступны.
— Встань там, — сказал он, и Хидди послушно поднялась на две ступеньки. — Не шевелись. Положи одну руку на бедро, а другую выстави вот так. Подними подбородок.
Охваченный восторгом, он смотрел на ее роскошную грудь и розовые соски.
— Бенард! Мужчины обычно не только смотрят! Разве ты не хочешь меня поцеловать? — Она похлопала накрашенными ресницами.
— Нет, — хрипло ответил он. — Послушай, я вырезаю статуи Светлых для Пантеона. Это мой первый большой заказ, очень большой… Мне нужна натурщица для Анзиэль, богини красоты. Она направила меня к тебе. Ты будешь моей моделью.
Хидди нахмурилась, решив, что он над ней смеется.
— И что надо делать?
Она наверняка встречала много странных мужчин, но такого необычного — едва ли.
— Просто стоять. Твоя красота запечатлеется в мраморе на века. Твои внуки будут восхищаться твоей красотой.
Неожиданно расхохотавшись, она сбежала вниз по ступеням и попыталась его обнять.
— Сделаем это завтра! А сегодня будемвеселиться! — Она хотела его поцеловать. — Ты так красиво говоришь, Бенард! Покажи мне, что ты умеешь делать! Я хочу тебя! И мечтаю доставить тебе удовольствие.
Он оттолкнул ее на расстояние вытянутой руки.
— Твоя богиня не будет против, если ты станешь моделью?
Хидди надулась. Она могла дотянуться только до его рук и принялась их ласкать. Даже это заставило его дрожать от желания.
— А почему Ему быть против? Он дарит всем радость.
— Тогда приходи ко мне днем. Я живу… работаю… в сарае во дворе за Пантеоном. Я сделаю несколько пробных моделей. Из глины. Мне нужно увидеть тебя при свете дня, но вообще-то я работаю по памяти.
Он знал, что никогда не забудет ее такой, какой она предстала перед ним сейчас.
— Но я тебе обязана…
— Ничем ты мне не обязана. Спасибо, Хидди. Я увидел идеальную женщину, и этого достаточно. Да снизойдет на тебя благословение двенадцать раз.
— Ты меня презираешь! Ведешь себя так, будто я грязь у тебя под ногами!
Ее голос дрогнул, однако внимательный наблюдатель заметил бы, что она вовсе не собирается лить слезы. Бенарду на выручку пришла его внимательность.
— Ни одного синяка! Нигде! Ты совсем не пострадала! — У нее на руках даже не было красных пятен; ничего, что указывало бы на то, что ее щипали, били или хватали. — Значит, люди говорят правду? Ты и в самом деле использовала против него чары. И против меня! — Он с такой силой ее оттолкнул, что она пошатнулась.
