Часто, утомленные бесконечными упражнениями, друзья, стреножив коней, падали в душистую, усыпанную цветами траву и подолгу говорили об этом волшебном царстве. Рассказывал обычно Килоксай, он был старше остальных и не раз встречался с бактрийцами, земли которых там, далеко на юге, в сорока днях пути, граничили с землями агрипеев и других скифских племен.
Грифоны, крылатые существа с львиным телом, стерегли золото в далеких городах Бактрианы. Люди там были прекрасны, и еще более прекрасные боги жили вместе с ними в удивительных хижинах, таких громадных, что и три дерева, поставленные друг на друга, не достанут до их вершины.
— А что такое город? — спрашивал Алан.
— Город… Ну, как тебе объяснить? Это когда много племен собираются вместе, сообща строят большие жилища. А чтобы защищаться от врагов, окружают их высокой стеной. У скифов тоже есть свои города, только они далеко, там, где садится солнце. Самый главный город, где живет великий царь Скилур, зовется Неаполем*. note 6
С каждым разом друзья все дальше забирались в степь, уезжая иногда на несколько дней.
Шли годы. Алан незаметно превратился из мальчика в стройного юношу. Он все больше сближался с Мипоксаем и радовался, что нашел друга; с ним он не так остро переносил тоску. Мипоксай, очень спокойный, не по годам рассудительный, славился своей силой. Он не раз выходил победителем в весенних состязаниях, обычно устраиваемых племенем агрипеев. Алан не мог участвовать в этих играх. Он не принадлежал к племени.
В день праздника Алан стоял, как всегда, в стороне, грустными глазами провожая участников скачек. Подошел Мипоксай, увенчанный венком полевых цветов.
— В вашем племени тоже устраивают такие игры?
— Нет. У нас для этого нет времени. Лаже мальчишки должны заниматься охотой с самого раннего возраста.
— Хочешь, я попрошу старейшин разрешить тебе участвовать в играх?
— А ты не боишься потерять свой венок?
— Пусть он достанется самому сильному.
— Я пошутил. Не нужно, Мипоксай. Если я проиграю состязание, то уроню в ваших глазах достоинство родного племени. Если выиграю, будет обидно вашему племени: венок сильнейшего не должен доставаться чужеземцу.
— Порой ты удивляешь меня, и я невольно начинаю искать на твоем лице бороду старейшины.
— Возможно, она когда-нибудь и вырастет. Я не теряю надежды.
Под вечер, когда закончились игры, друзья решили, как обычно, отправиться на несколько дней в степь.
Солнце садилось, и тени лошадей смешно переставляли длинные, как деревья, ноги. Далеко позади осталось стойбище. Почему-то все четверо молчали. Не было обычного смеха, веселых скачек. Может быть, причиной была усталость после шумных состязаний? Или странно кровавый, зловещий закат? Непонятная тревога овладела Аланом…
Два дня скакали молодые всадники, удаляясь все дальше на юг, словно хотели на этот раз добраться до самой Бактрианы. Движение веселило, отгоняло тревожные мысли. Никто и не думал об опасностях, что таятся в притихшей и ровной, совсем неподвижной степи.
Утром третьего дня Алан взобрался на крутой холм. С высоты еще шире открылись бесконечные пространства Степей; юноша не сразу заметил движение у подножия холма. Внизу, в двух полетах стрелы, большой вооруженный отряд тяжело скакал навстречу четырем юным скифам. Странная одежда всадников ослепительно сверкала на солнце… В руках у них поблескивали длинные копья, сбоку висели маленькие круглые шиты. Едва Алан успел рассмотреть все эти подробности, как к нему подъехал Мипоксай и, увидев всадников, отшатнулся, будто от удара.
— Это греки! Разбойничий отряд. Они идут к нам за добычей и рабами!
Алан не знал слова «раб», зато он хорошо понял, что идут враги. Отряд растянулся полумесяцем, стараясь охватить холм, на котором стояли скифы, и отрезать им пути к отступлению. Алан вновь ощутил то чувство, которое впервые появилось у него во время схватки с барсом. Гневное чувство ярости и радости борьбы. Черты юноши посуровели, и когда он заговорил, почему-то никто из друзей не удивился, что именно он взял на себя ответственность и право отдавать распоряжения.
— Ты, Килоксай, возвращайся к племени, предупреди, пусть все уходят в леса и угоняют с собой скот. В лесах эти тяжелые всадники будут бессильны.
— Арпоксай*, note 7 ты говорил о воинственном племени ваших друзей — саках. Скачи к ним и попроси устроить засаду в верховьях сухого русла. Греки, вероятно, не знают дорог, они все время держатся русла сухой реки. Мы с Мипоксаем задержим их здесь как можно дольше. Торопитесь, друзья, и не теряйте времени. Все зависит теперь от быстроты ваших коней.
Дальнейшее произошло совершенно неожиданно для греческих всадников. Из четырех скифов, которых они уже считали своей добычей, двое, до этого четко выделявшиеся на вершине холма, внезапно исчезли, а двое других, словно обезумев от страха, понеслись им навстречу.
Алан и Мипоксай скакали по двум расходящимся линиям, наперерез сильно вытянутым рогам вражеского полумесяца. В клубах пыли, поднятой конями греков, они уже не видели друг друга.
Алан мчался на переднего воина. Схватка на всем скаку произошла почти мгновенно. Алан даже не успел рассмотреть лица врага. Тяжелая палка, знавшая немало поединков с друзьями, превратилась в грозное оружие. Легким, скользящим движением отстранила она вражеское копье и обрушилась на шею грека, не прикрытую шлемом. Нанеся удар, Алан успел на всем скаку подхватить выроненный противником меч. Вокруг замелькали оскаленные, орущие лица. Скорость и неожиданность столкновения спасли Алана. В плотном облаке пыли, поднятой сбившимися лошадьми, удары попадали не тому, кому предназначались. Когда рассеялась пыль и ошеломленные дерзостью нападения греки пришли в себя, они увидели трупы своих товарищей, валявшиеся под копытами лошадей, и удалявшуюся фигуру наглого скифа. Весь отряд греков повернул коней и, не слушая команды, бросился за ним.
Алан все время придерживал коня на расстоянии полета стрелы от греков, маня их за собой. Неожиданно из обшей массы отделился один всадник. Это был, судя по богатой одежде и прекрасной лошади, предводитель греков. Алан сразу оценил достоинства могучей фигуры врага и резвость его белого коня. Пришлось отпустить поводья. Оба всадника вырвались далеко вперед, и ни один из них не мог ни сократить, ни увеличить расстояния. Однако оно оказалось слишком опасным для скифа… Алан понял это, когда длинная стрела оцарапала ему плечо и ткнулась в землю. Алан резко повернул коня, и в это мгновение вторая стрела вонзилась в шею его лошади. Животное дернулось и повалилось на бок. Алан медленно поднялся с земли, ожидая удара врага. Но тот придержал коня и, словно не желая пользоваться преимуществом перед пешим противником, не спеша забросил поводья и соскочил с лошади. Алан ждал, не двигаясь, и только глаза, беспокойно измеряющие расстояние до приближающегося отряда, выдавали его волнение. А предводитель греков, все так же не спеша, отстегнул тяжелый бронзовый щит, прикрывающий его левое плечо, и, обнажив меч, шагнул навстречу. Тут только Алан заметил, что греческие мечи сделаны из драгоценного сероватого металла, который назывался железом и ценился много дороже золота. Пластины такого же металла покрывали грудь и спину его врага. Опьянение схватки прошло, к Алану вернулось холодное, расчетливое спокойствие, и все же он испытывал невольный страх перед надвигающимся на него гигантом с рассеченным шрамом лицом. Силу удара грека Алан почувствовал сразу. От скрестившихся мечей полетели искры. Однако эта сила едва не погубила грека при втором ударе.
