Обрадованный близкой добычей лесничий прибавил шагу, затем побежал, чтобы оказаться на оконечности одного из каменных языков, который далее образовывал препятствие для воды. Карс запаниковал, попытался развернуться, чтобы поплыть назад, но поток уже подхватил его и понес прямо к порогу.
Расстояние между ним и охотником неумолимо уменьшалось. Карс разглядел, как лесничий протянул руку и поднял трубочку, похожую на свирель, что висела, перевязанная ремешком, на мохнатой груди. Твари виртуозно владели своим коварным оружием - отравленная стрелка из духовой трубки покрывала расстояние в тридцать шагов, обычно попадая точно в цель. И даже если, по нелепой случайности или стечению обстоятельств, только ранила - подобные раны чаще всего оказывались смертельными.
Охотник улыбнулся. Лунный свет взыграл на белоснежном оскале, и Карс понял - жизни, в очередной раз, пришел конец. Словно дразня жертву, лесничий медленно подносил оружие к губам, не спуская с юноши глаз, наслаждался произведенным эффектом. Как вдруг из-под воды, почти у его ног, бесшумно и мощно взлетело вверх стройное тело. Стремительный взмах руки - и рукоять пиратского кинжала торчит из груди лесничего, сам он заваливается назад, а пальцы, выпустившие трубку, хватают пустой воздух.
Нападавший скрылся под водой и через мгновение Карс ощутил, что за всё ещё привязанную к талии веревку его тащат к берегу.
- Я заберу кинжал и вернусь, - тихо сказала Мара. - Пока второй будет вылавливать тело, мы уйдем далеко.
Карс нахмурился.
- Надо бы его прикончить, ведь не отвяжется!
Она пожала плечами.
- Кто знает? Может быть, в одиночку он прекратит погоню. В любом случае, к тому времени, как он опомнится, мы покинем лесополосу и спустимся на побережье. Будет проще затеряться среди других людей, а в города лесничие не заходят. Там мы с тобой расстанемся.
- Я не... - начал было Карс, но замолчал.
Не сколько удивленный принятым ей решением, сколько осознавая, что эта женщина - чужая, так и не познанная, притягивающая и пугающая одновременно, свернёт с его пути, уйдя в неизвестность одними ей ведомыми тёмными тропами.
Она кольнула взглядом, словно услышала его мысли, и бесшумно скрылась под водой.
Карс прижимался спиной к холодному склизкому берегу, чувствуя, что зуб на зуб не попадает, не мечтая оказаться дома или разделаться с опасностью, шедшей по следу, не думая о голоде, подстёгнутом стылой весенней водой. Тепло - всё, что было ему нужно. Языки пламени, чтобы согреть ладони или... её прохладная кожа, которая сейчас, наверняка, показалась бы восхитительно тёплой. Юношу всё сильнее начинало трясти. Во имя Прекрасной Всадницы, неужели спутнице придется лечить его ещё и от насморка?
Представив картину, Карс не на шутку рассердился. Будь это боевая рана, он бы с радостью лёг под её руки, даже если бы она стала шить своими костяными иглами по живому. Но насморк!
Женщина вынырнула. Потянула Карса на берег. Скрывшись в кустах, они второпях выжали одежду.
- Бежать сможешь? - спросила она, отжимая волосы. - Я буду звать Амока, но нам лучше не оставаться на месте!
Карс обрадовано кивнул. Бег! Пожалуй, вот ещё один способ согреться. Перед тем, как нырнуть под лесной полог, он оглянулся на синюю поверхность Жемчужницы, в глубине которой сорвал самый удивительный поцелуй за всю жизнь. Вдоль дальнего берега двигалась рывками низкорослая фигура. Карс рванул за Марой, схватил за руку и потащил за собой. Он отчего-то знал, что смерть в образе заросшей твари с большими зубами, поспешит следом, едва выловит труп товарища и совершит над ним прощальный ритуал.
Кому-то он, Карс, сильно насолил. Кому? Чей будет выгода, если с ним что-нибудь случиться?
- Куда направишься потом? - на бегу спросил он.
Мара не ответила. Глазами шарила по земле, чтобы не споткнуться и не упасть, перескакивая сосновые корни, взбугрившие землю. Карс решил, что так и не услышит ответных слов, как бледное лицо чуть повернулось в его сторону.
- Куда отправишься ты? - последовал тихий вопрос.
- В Маори! - не задумываясь, ответил он. - У меня там родственники. Помогут добраться до дома и организуют охрану в пути. В Крире мне оставаться опасно. Неспроста некто пытался втянуть шагганат в конфликт с моим участием. Ноги могут расти и отсюда.
Мара поморщилась. Во-первых, Коршун привил ей стойкую неприязнь к той стороне жизни общества, что называлась политикой, внушив раз и навсегда - это такая грязь, рядом с которой деятельность банды пустяк и весёлое времяпрепровождение. Во-вторых, она не любила бегать. Хотя была гибкой и сильной, но предпочитала красться, а не лететь, сломя голову через подлесок, ощущая, что запас воздуха в лёгких на исходе. В-третьих, Мара пыталась 'ухватить' сознание Амока - этому тоже научил Такайра. 'Эти кони поистине волшебные, девочка, - как-то сказал он, - если знаешь секрет волшебства! Они - не слуги или друзья, не скот или домашние любимцы, но - иное. Сможешь представить, что сознание тайгадрима - продолжение твоего, будешь настойчива, но терпелива, увидишь, закрыв глаза, не себя верхом на лошади, а единое существо, подчинённое одной цели - и Амок покорится тебе. Ты сможешь сравняться с ветром в скорости только, если сравняешься в свободе с вольным сыном Арзиата'.
Найти контакт со злобным и недоверчивым мышастым жеребцом Маре удалось сразу. Едва она коснулась пальцами переливающийся шелковистой шкуры, провела ладонью по короткой, топорщащейся гриве, как, словно ударом хвоста донного ската, прошило ощущением причастности. И хотя конь косился настороженно, переступал с ноги на ногу - но кусаться не пробовал и даже позволил Маре немного проехать на себе в первое знакомство, чем несказанно удивил и самого Коршуна, и его людей.
Карс и Мара отбежали уже далеко от Жемчужницы. Снова стало сумрачно - крирские сосны славились густыми кронами, на их длинных 'седых' иглах, казалось, застыл иней, да так и не растаял. Между стволами мелькнула тонконогая тень, и Амок выскочил из-за деревьев. Мара резко остановилась, огладила шею и вздымающиеся бока коня, придирчиво разглядывая - нет ли каких отметин на шкуре? Но, ни ран, ни царапин не было, лишь подсохшая грязь на брюхе указывала, что Амок пересекал заводи и болотца, в изобилии раскинувшиеся в окрестностях озёр.
Карс разглядывал жеребца без восхищения, но с одобрением. У него тоже был конь этих благородных кровей, которого в далёкую поездку в Плесс юноша не стал брать, остановленный неведомым предчувствием. Как и всякий выходец из Арзиатского кольца, он знал тайну тайгадримов. Потомки горцев, имперские жители, тщательно оберегали волшебную породу от чужаков. Лишь после Чёрного шествия, когда обедневшая казна Йаги требовала срочных вливаний, Император позволил конезаводчикам продавать лошадей за границу. Причём продаже подлежали только жеребцы - под страхом смертной казни заводчики не могли продать чужакам кобылу, позволить, чтобы её покрыл жеребец другой породы, или же допустить тайный вывоз с территории Империи.
