Ознакомительная версия.
Представьте теперь состояние бедного паренька, оказавшегося посередь ночи на пороге пещеры, в которой творится черт-те что. Тем не менее, собравшись с духом и вооружившись на всякий случай суковатой дубиной, служившей ему постоянным напоминанием со стороны любимого учителя о том, что наказание неизбежно, Гвен осторожно подкрался ко входу и, превозмогая желание тут же дать стрекача, заглянул внутрь. Он сразу же отметил, что освещения в помещении изрядно поубавилось. Горела всего лишь одна масляная лампа. Свечи, как и прочие осветительные приборы, то ли прогорели, истощив запас горючего вещества, то ли погасли по какой иной непонятной причине. Однако света было вполне достаточно, чтобы во всех подробностях разглядеть распростертое на полу неподвижное тело учителя. Моргелан лежал на спине, головой в луже крови, уставившись в потолок жутким взглядом остекленевших глаз. Нетрудно было догадаться, что чародей безнадежно мертв. При виде столь печальной картины юноша, выбросив из головы все страхи и тревоги, опрометью метнулся в полумрак пещеры к единственному в этом мире родному человеку, теша себя надеждой, что не все еще потеряно и учителя удастся вернуть к жизни. Но, подойдя поближе к старому колдуну, юноша окончательно убедился в том, что мятущаяся душа учителя навсегда покинула телесную оболочку.
К горлу Гвенлина внезапно подкатил неприятный, перехватывающий дыхание комок, а из глаз непроизвольно безудержными потоками хлынули горячие слезы. Теряя сознание, он вдруг подумал с сожалением, что не разобьет вдребезги свою голову о каменный пол пещеры, потому что падает на грудь мертвого учителя…
– Эй, убивец, вставай! Хватит притворяться! – чей-то тоненький, но довольно громкий голосок раскаленным гвоздем безжалостно терзал воспаленный мозг юноши, мешая снова впасть в спасительное забытье.
– Уйди, зануда! – Гвен начал машинально шарить рукой в пределах ее досягаемости, будто хотел отогнать назойливого комара.
Неожиданно его ладонь наткнулась на небольшой размерами, чуть больше самой ладони, шероховатый предмет. Странным образом предмет попытался выскользнуть из начавших сжиматься пальцев, но не тут-то было – не было еще случая, чтобы от нашего героя ушел хотя бы самый ловкий и скользкий налим, коих юноша имел привычку добывать из реки голыми руками. Ощутив в руке трепещущую шероховатость добычи, Гвен окончательно пришел в чувство. Широко распахнув веки, он поднес ладонь к глазам и увидел там своего заклятого недруга – ненавистного Мандрагора.
Никто не знает, когда, а главное – зачем старому Моргелану понадобилось вдохнуть душу и оживить высушенный корешок мандрагоры лекарственной, здорово напоминавший по внешнему виду маленького уродливого человечка с избыточным количеством рук или осьминога, решившего встать на две конечности, к тому же прилепить ему некое подобие лица со всеми атрибутами, свойственными человеческой физиономии. Может быть, у колдуна время от времени возникала потребность с кем-нибудь пообщаться, и странное существо вполне подходило для этой цели. По какой-то ведомой одному ему причине с первых минут знакомства с Гвенлином Мандрагор возненавидел парнишку лютой ненавистью. Вполне вероятно, он боялся, что Гвен выбьется со временем в фавориты и оттеснит его от обожаемой персоны хозяина, а может быть, ему попросту не пришелся по душе новый сосед. Так или иначе, дать четкую формулировку причин, объясняющих свою патологическую нелюбовь к Гвену, теперь не смог бы и сам Мандрагор. Именно поэтому он частенько устраивал наивному парню подлые подставы, за что тот едва ли не ежеминутно огребал по полной от своего уважаемого наставника и прослыл в его глазах безнадежным лентяем и бездельником.
Продолжая сжимать в правой руке пленного врага, юноша сполз на карачках с распростертого тела своего умершего учителя, затем неловко выпрямился, с трудом сохраняя равновесие. В голове невыносимо шумело, будто сегодняшним вечером он не принимал посильное участие в магических опытах наставника, а вместе со своими чумазовскими дружками дегустировал крепкий сидр из яблок урожая прошлого года. Вспомнив усопшего, Гвен неловко опустил свой зад на ближайшую скамью, потупил взор, да так и замер молча, будто крепко призадумался. На самом деле в его голове было пусто, как в деревянной бочке после того, как из нее безжалостно выплеснули в компостную кучу вместе с покрытым пятнами плесени вонючим рассолом последний десяток прокисших огурцов.
Неизвестно, сколько еще молодой человек собирался находиться в глубочайшем ступоре, оплакивая своего мертвого учителя и себя любимого заодно. Однако пленному Мандрагору вскоре надоело пребывать в состоянии подвешенной неопределенности и полной зависимости от воли существа, у которого он в свое время, выражаясь фигурально, изрядно попил кровушки. Беспокойный корень задвигал конечностями и громко запищал:
– Ну что, изверг, угробил своего благодетеля! Теперь тебе не сносить головы.
Противный голос ненавистного существа оказался эффективнее ушата ледяной воды. Гвенлин встряхнул головой, отгоняя прочь тоскливые мысли о своем незавидном будущем. Он поднес высушенный корешок поближе к лицу, чтобы хорошенько разглядеть в неверном свете масляной лампы его сморщенную мордашку, и, постаравшись придать своей физиономии по возможности самое свирепое выражение, громко рявкнул:
– Заткни пасть, гомункул вяленый! Даже не мечтай – лютой смертушкой моей любоваться тебе не придется. Порублю топором на кусочки. Нет, лучше свяжу, чтобы не дрыгался, и суну в горшок с землей, а горшочек поставлю в самый дальний угол пещеры, где потемнее да повлажнее. Прорастешь, а света и нет. Чем будешь фо-то-син-те-зи-ро-вать? – последнее слово парнишка произнес по слогам, поскольку лишь недавно почерпнул из лексикона учителя замысловатый научный термин «фотосинтез» и пока еще не научился бегло манипулировать столь мудреным словечком. – Недельку помучаешься, а после и сам окочуришься безо всякой посторонней помощи.
Наконец доморощенный садист замолчал и стал любоваться эффектом, произведенным своей неистовой фантазией на впечатлительную натуру Мандрагора. О, с каким бы удовольствием он продолжал наслаждаться испуганной физиономией своего недоброжелателя и мучителя, если бы рядышком не валялся мертвый наставник, чей бездыханный труп не позволял ощутить всю полноту радости от одержанной победы.
– Гвенлин, надеюсь, то, что ты сейчас сказал, – всего лишь шутка? – жалобным голосом поинтересовался «вяленый гомункул».
– А сам-то ты как думаешь?
Поскольку вопрос Гвена одновременно являлся и ответом на самого себя, карикатурная мордочка одушевленной деревяшки забавно сморщилась, будто Мандрагор дерябнул изрядное количество лимонного сока. Его глянцевые глазки-бусинки часто-часто заморгали. Нетрудно было догадаться, что магическое существо, зажатое между пальцами юноши, в настоящий момент пребывает в состоянии неописуемого ужаса.
Ознакомительная версия.
