— Парень, ты не меня ищешь? — голос, казалось, прозвучал почти над самым ухом, и Ойван едва не вздрогнул. Это Служитель… Конечно, Служитель… Кому ещё здесь быть.
Человек в рясе стоял возле поваленного дерева, положив ладонь на рукоять меча, а другой рукой сжимал посох, который едва заметно светился в полумраке. Он был не стар, но и не молод, высок ростом и широк в плечах. Фигура воина, а не Служителя… У его ног валялась изрубленная тварь с огромной пастью, полной иглоподобных зубов, а её перепончатые крылья ещё слегка подрагивали.
— Мы ещё никуда не идем, а охота уже началась. — Служитель почему-то улыбнулся. — Значит, мы выбрали верную дорогу.
— Мы выбрали? — Ойван с опаской посмотрел на издыхающую тварь. — Я пока ничего не выбирал.
— Значит, дорога выбрала тебя. — Служитель, видя, что его будущий спутник не хочет приближаться к поверженному чудовищу, сам двинулся навстречу.
Слово может овладеть душой, если находит в ней пустоту, которую способно заполнить. Ион из Холм-Дола.
Наставление летописцам
«В мире множество тайн и соблазнов. Каждая тайна сама по себе — соблазн. Но не стоит противиться собственным желаниям. Чтобы решить для себя, что хорошо, а что дурно, нужно всё испытать на себе. Конечно, можно прислушиваться к советам и наставлениям, но принимать их следует лишь как повод для сомнений. Чтобы в чем-то усомниться, прежде всего нужно знать — в чем.
Для человека должно быть значимо только то, что он сам испытал или создал, только то, что несет наслаждение и вдохновение, только то, что приносит удовлетворение. Воитель, одержавший победу над врагом, — счастлив, торговец, получивший хороший барыш, — счастлив, путник, дошедший до цели, — счастлив. Счастье — в достижении цели, но цель у каждого своя.
Ничто, увы, не дается даром — всё стоит трудов. Но не следует жалеть сил, бояться расстаться с привязанностями или нарушить обычаи, пролить кровь свою или чужую, если цель того стоит.
Бессчетные тысячи людей, прожив жизнь, не оставили по себе никакой памяти, хотя долгие годы провели в непрерывных трудах, почитали своих богов, произвели потомство. Значит, ценность имеет не всякий труд, а лишь тот, который оставляет след, который уподобляет человека Творцу…»
Вэлд Халлак, лорд Холм-Эста, оторвал взгляд от страниц, исписанных твердой рукой переписчика, и посмотрел на статую, которую пять лет назад приказал поставить в своей опочивальне. Прекрасное каменное лицо печально улыбалось, а глаза, которые неведомый мастер сумел сделать почти живыми, смотрели на него с теплотой и одобрением.
Ему было всего пятнадцать лет, когда обезумевшие эссы обрушились на земли Холм-Эста, отделенного от прочих Холмов бескрайними лесами. Они сжигали пограничные селища, вытаптывали посевы, истребляли жителей, не щадя никого. Уже много лет, с тех самых пор, когда прежний лорд погиб от стрелы, вонзившейся в спину, варвары даже не приближались к пограничной просеке, но и раньше, когда они ещё надеялись изгнать отсюда пришельцев с запада, их нападения не были столь свирепы и безжалостны. Всё лето дружина гонялась за небольшими отрядами врагов, но те и не думали уклоняться от стычек. С пеной у рта они бросались в бой, и, даже истекая кровью, твердили имя богини, принесенной ураганом, которая непременно оживет, если во славу её прольется достаточно крови. Гейра, хозяйка блаженства и смерти…
Потом было пролито немало варварской крови… Дружинники лорда, истребив вторгшиеся отряды, прочесали леса вокруг границ Холма на полторы сотни лиг вглубь. Десятки сумасшедших волхвов, столпившихся вокруг капища, бросались на копья, изрыгая проклятия, призывая на помощь идолов. Но, умирая, они произносили её имя, и одинаковые улыбки застывали на мертвых устах…
Вэлд первым вошел тогда в дубовые ворота, сорванные с петель, и, перешагивая через трупы, двинулся к ней, стоящей в центре жертвенного холма, среди множества идолов, почтительно расступившихся перед её неземной красотой. Молодой лорд приказал поставить изваяние в своей опочивальне, и с тех пор они почти не расставались.
«В каждом человеке есть тайная страсть. Нет, это не то, что он хочет скрыть от окружающих, это то, что скрыто от него самого. Чтобы стать на путь Творчества, без которого Истина недостижима, необходимо познать самого себя. Порой для этого приходится отказываться от многого из того, что называют традициями, обычаями, правилами поведения, которые на деле часто бывают противны человеческой натуре и только мешают ей раскрыться, обозначить цели, познать предмет истинного вожделения духа и плоти».
Книга, которую он сейчас перечитывал уже в который раз, лежала там же, посреди варварского капища, у прелестных ног великолепной Гейры. Помнится, Вэлд ещё удивился, откуда у варваров книга и зачем она им. У эссов не было своего письма, а чтобы передать весть, они чертили на бересте какие-то уродливые картинки. Но книга была написана на языке Холма, и почерк каллиграфа поражал необычайной четкостью и изяществом линий. «Путь Истины», — сияла золотом надпись на обложке из черного бархата.
Книга околдовала молодого лорда не меньше, чем статуя. Между ними была несомненная связь. Когда Вэлд раскрывал книгу и начинал читать, ему казалось, будто чудесное изваяние оживает. Боковое зрение ловило её движения, сквознячок, колыхнувший портьеру, казался её дыханием. Но стоило посмотреть на нее в упор, как Гейра замирала в мертвой неподвижности.
А ещё были сны, прекрасные и страшные одновременно. Он видел обнаженную Гейру, летящую над землей, объятой пожарами, и чем ужасней было то, что происходило внизу, среди дыма и огня, тем прекраснее казалась она. Путь Истины… Выбрать цель, не обманывая себя… Конечно, он, Вэлд Халлак, полноправный владетель Холм-Эста, внучатый племянник лорда Холм-Итта, лорд во втором поколении, знает, чего он хочет больше всего на свете… Но, увы, невозможно оживить камень, как невозможно вдохнуть жизнь в мертвеца. Впрочем, волхвы утверждали, что надо лишь пролить достаточно крови, но можно ли верить волхвам, которых поразило безумие? И ещё непонятно: достаточно — это сколько? Надо, наконец, решиться и пригласить в замок каких-нибудь ведунов. Может быть, хоть кому-то из них известна тайна оживления мертвой плоти. Или притащить на аркане парочку волхвов, и пусть расскажут всё, что знают. А если запираться будут — недолго и прутов железных накалить.
Кстати! А если Гейра — идол, то ей надо приносить жертвы. Потешная мысль: Гейра — идол… Наверное, какой-нибудь древний ваятель, имя которого забыто вместе с названием царства, в котором он жил, долгие годы отсекал от мраморной глыбы всё лишнее, чтобы получилось вот это чудо… Каждый волос, ниспадающий на её плечи, кажется живым. Даже на ладони видны линии, а если присмотреться, заметны тончайшие прожилки кожного рисунка на её тонких нежных пальчиках. Нет, это, конечно, не мрамор… Год назад какой-то сумасшедший дружинник, стоявший в карауле, ночью проник в опочивальню, и лорд проснулся, услышав звон металла. Воин яростно рубил статую мечом, пока Вэлд не метнул в него нож, по старой фамильной традиции лежавший под подушкой. Кровь непрошеного гостя, прежде чем он упал, залила колени Гейры, а когда убитого унесли, оказалось, что металл не оставил на теле богини никаких следов, а багровая влага так же бесследно впиталась в камень. Мрамор не выдержал бы таких ударов.
