Лишь одна слабость была в позиции вождя Клана Ненависти, и Магистр непременно использует ее в споре с давним соперником. Если исходить только из количества воинов, то у Правителя Клана Страха Ляна их еще больше — пятнадцать тысяч. Но при этом никто, кроме самого Ляна, напыщенного, самодовольного труса, не считает его достойным занять высокий пост. Да, армию Клана Страха, на три четверти состоящую из новобранцев, нельзя даже сравнивать с легионерами Куна. Но чем тогда хуже его, Эрма, рыцари или, например, дружинники Вождя Клана Злобы Руфа?
Об этом сейчас и говорил вождь северян, человек вспыльчивого нрава, огромной физической силы, но, как это нередко бывает, невеликого ума. Он считал личным оскорблением любые сомнения в непобедимости своего войска.
— Если Кун собрал три легиона, это еще не значит, что он сильнее, — грохотал Руф на всю степь, размахивая руками и проливая вино на свою меховую накидку. — В моей дружине не так много людей, зато все, как на подбор, сильные и опытные войны. Ставлю десять золотых, что любой дружинник одолеет твоего лучшего легионера, Кун.
А тот и не собирался спорить. Лишь снисходительно улыбнулся, продолжая беседу с Хушем, Верховным Шаманом Клана Жестокости. Пусть себе шумит, молчаливый враг опасней крикивого. Куна больше интересовало, что скажет хитрый степняк.
— Не в том дело, доблестный Руф. Зачем нам вообще нужен какой-то командующий? Каждый из нас побывал во многих сражениях и может без посторонней помощи вести своих воинов в атаку, — заявил вдруг Лян. Тучный, выглядевший еще более нелепо и неуклюже, чем обычно, из-за роскошного, но явно тесного для него золотого нагрудника, Правитель Клана Страха сообразил наконец, что никто не принимает всерьез его претензии на руководство. И решил изменить тактику и воспользоваться общим недовольством некоторыми последними нововведениями. — И так уже Магистр со своим другом Тилом навязали нам этих Советников, сующих нос в наши внутренние дела. Скоро они начнут учить почтенного Хуша, как правильно пасти горбачей.
И он повернулся к Верховному Шаману, как бы приглашая его присоединиться к своему возмущению. Но хитрый степняк молчал и только щурил и без того узкие глаза. Он тоже старательно играл свою роль примитивного, ничего не понимающего в политике дикаря. И для подкрепления такого мнения о себе даже надел поверх нарочито невзрачного черного халата ярко-оранжевую атласную куртку, а на меховую пастушью шапку нацепил женскую золотую заколку. Здесь он, пожалуй, немного переигрывал. Все-таки вожди знали Хуша не первый год, и обмануть таким маскарадом он мог разве что одного Правителя Ляна. Прав был Кун, Шамана следует опасаться больше других. Никто не знает, что у него на уме. Однажды Магистр попробовал пробраться в его мысли, но натолкнулся на такую мощную защиту, что сам чуть не выболтал все свои тайны, а потом еще три дня мучился головной болью. Да, по части магии он Шаману не соперник, как, впрочем, и Властитель Кун.
По общему мнению, Хуш не мог рассчитывать на пост командующего. Девять тысяч воинов, которые пришли с ним, делились на многочисленные роды и стойбища и подчинялись только своим старейшинам. Все силы Шамана уходили на то, чтобы удерживать в узде это постоянно бурлящее и умудряющееся ссориться даже с соплеменниками воинство. Но Хуш ни разу не дал повода усомниться в своей способности управлять кланом и даже здесь, на совете, упрямо вел какую-то пока непонятную Магистру игру. Во всяком случае, по тому, как он смотрел на пытавшихся втянуть его в разговор Куна и Ляна, можно сделать вывод, что он не согласен с ними обоими.
Напрасно, между прочим, Лян считает Магистра причастным к появлению в кланах советников. Эрм и сам получил такой же «подарок» от Тила, главы нового, на глазах у всех возникшего на пустом месте Клана Коварства. А совсем недавно вождь Руф в частной беседе с Магистром обвинял именно Ляна в сговоре с выскочкой Тилом, носящим, кстати, довольно странный и непривычный для вождя титул Главного Советника. Вероятно, имелись и другие предположения, кто же на самом деле поддерживает правителя Клана Коварства или даже управляет им.
Хотя Эрм, например, с нескрываемой симпатией наблюдал за тем, как упорно Тил пробирается к вершинам власти. Ему нравился этот удачливый молодой человек с тонким болезненным лицом, бескровными губами и дерзким, граничащим с нахальным взглядом серых, металлического оттенка глаз. Было в нем что-то от самого Магистра, много лет назад так же стремительно начинавшего свой путь наверх. Парень играл по-крупному. Это ведь благодаря его усилиям собрались сейчас вместе армии Западных Кланов. До него никому не удавалось заставить вождей преодолеть взаимное недоверие, а то и откровенную вражду. И действовал Тил не ради сиюминутной выгоды. С тремя сотнями людей, сопровождавших его в походе и не производящих к тому же впечатление опытных воинов, глупо было бы рассчитывать на серьезную Долю в военной добыче. Значит, он надеялся в случае успеха упрочить свое влияние и авторитет среди вождей и использовать его в дальнейшем.
Что ж, пусть думает, что способен манипулировать вождями кланов. Время покажет, кто и кем на самом деле управлял. Магистр и сам преследовал в этом походе вовсе не военные цели. Во-первых, кто знает, откажись он сейчас от участия в кампании, не окажется ли Клан Высокомерия следующим объектом для нападения объединенной армии Западных Кланов. А во-вторых, война — прекрасное средство для того, чтобы сплотить своих подданных, прекратить разговоры о вмешательстве Магистра в частные дела рыцарей и необходимости ограничить его власть. Приходится признать, что, несмотря на годы упорного труда, он так и не добился единства клана. Каждый рыцарь по-прежнему считает себя независимым государем в своем поместье и требует, чтобы Магистр согласовывал с ним любое решение.
Правда, в последнее время произошли кое-какие изменения. Выход, найденный советником Тензилом, оказался простым и эффективным. Он предложил создать комиссию, которая займется разработкой единого законодательства, обязательного для всех, начиная с самого Магистра и заканчивая последним крестьянином. Большинство недовольных клюнули на приманку и теперь с тем же жаром, с которым плели интриги, обсуждают, кто должен войти в эту комиссию и какие законы ей следует принять. И хотя Эрм беспокоился, что рано или поздно какие-то реформы ему придется провести, Тензил убедил его в обратном. По его словам, на время войны деятельность комиссии сама собой заглохнет, а после победы, в которой не приходится сомневаться, число недовольных старых ворчунов заметно сократится, тогда как количество молодых рыцарей, готовых во всем поддержать своего победоносного Магистра, во много раз возрастет.
