Кассия уже видела однажды Сэра Седрика близко-близко. Ему тогда четырнадцать было. На охоте Седрик упал с коня и повредил колено. Крошка Кас по приказу Саймона промывала рану юного барона. Сэр Седрик сидел на пне, подвернув штанину, и смотрел, как капли крови сбегают по голени в сапог. Мальчик не расстраивался, скорее злился на старое дерево с выступающими корнями. Кассия помнила, как стояла на коленях перед Седриком с мисочкой теплой воды и тряпкой. И как тот стиснул зубы от боли, помнила тоже. С тех пор отец отсылал дочь подальше, когда господин приезжал поохотиться. Кас искренне не понимала, почему.
У самого дома Кассия услышала жалобный крик сокола. Тут бы насторожиться, но девушка попрощалась с друзьями и переступила порог. Тетка ждала ее возвращения, сидя впотьмах.
— Вернулась, шельма — Присцилла грубо вытолкала ее на середину комнаты и захлопнула дверь. — Бандитка окаянная. Признавайся, кого на этот раз ограбила!
— У меня и первого-то раза не было отродясь, — справедливо возразила девушка.
— А золото откуда? Я все нашла! — торжествовала та.
Над крышей громыхнуло. Обещанная гроза рвалась в дом. Кассия таращилась в темноту, пытаясь разобрать, мерещится ли ей тень у стола.
— Отвечай старшим как положено, дочка. — Саймон высек кресалом искру, раздул трут и раскурил трубку.
— Свои деньги заработала честно. — Она расправила плечи.
— Честно — это как я, в поте лица. — Отец пыхнул трубкой: слабый свет тлеющего табака выхватил из мрака усы, бороду и кончик носа. — За что же нынче так щедро платят?
— За доставку, — с вызовом произнесла Кас.
— Продолжай, — кивнул тот.
— Уплачено вперед, — замялась девушка. — Ты ж всегда говорил: золото — это золото. Один заезжий старик попросил Виллоу навестить, чтобы вещи свои у нее забрать.
— К Виллоу послал? Старик, значит? — Саймон рассвирепел.
Он хватил об пол трубкой так, что табак разлетелся рыжими искрами, а тетка взвизгнула и бросилась в кухню сперва за водой — искры табачные залить, потом за тряпкой, чтобы убрать лужу.
— Батюшки, матушки! — причитала она, зажигая подсвечник на грубо сколоченном столе.
Желтоватый, колеблющийся свет залил просторную, в три окна, комнату с высоким камином, несколькими трехногими табуретами, лавкой у стены и головой кабана над нею, охотничьим трофеем Саймона. Лесничий взял дочь за волосы и тряхнул. На глаза у Кассии навернулись такие крупные слезы, что даже густые ресницы не смогли их удержать.
— Вымахала, лошадь. Ума только не набралась, — уже спокойнее сказал отец, заставляя дочь вытянуться в струнку. — Свою голову к плечам не приставишь, значит, остается только придурь выбивать. Бестолочь. Ведьма эта Виллоу. Тихая, не злобная, но все же. На цепь тебя сажать, что ли?
— А с посылкой что делать? — Девушка балансировала на носочках.
— Она еще и дрянь в дом притащила! — Саймон снова тряхнул дочь за волосы.
— Там не дрянь. Ларчик запертый, — сквозь зубы процедила Кассия.
— Ларчик, — хмыкнул тот и разжал кулак. — Тут в лесу двух путников волки подрали. Прихожу спросить, как дочь, а мне в ответ новости о тебе и старом маге. Что прикажешь думать? — Отец опустил девушку, и та с облегчением вздохнула.
— Никакие это не путники. — Она потерла макушку. — Спорю на золотой, это разбойники, которых мы с ребятами встретили.
— Не буду спорить. — Саймон подобрал свою трубку. — Знаешь, почему?
Он раздвинул шторы и распахнул окно. Мокрый и недовольный сокол юркнул в комнату. Громыхать перестало — теперь за окном непроницаемой стеной стоял дождь. Обиженная птица уселась на чучело кабаньей головы и обвела присутствующих укоризненным взглядом.
— Потому что у меня нет золотого, — развел руками Саймон.
— Есть, — возразила Кассия. — Все мое — твое.
— Придержи коней, девочка. — Он подтянул к себе трехногий табурет. — Это плохие деньги. Я похороню их в лесу.
— А как же твоя поговорка «золото — это золото»? — Девушка утерла лицо рукавом.
— Золото золоту рознь, — покачал головой Саймон. — Хотя про путников верно подмечено. Никогда не видал, чтобы волки в черепе аккуратную дырочку меж глаз прогрызали у покойника и обломанные деревяшки туда запихивали. Присси, неси вина, хлеба, сыра и мяса! Или про новое платье на праздник не заикайся даже.
Присцилла снова поплелась на кухню. Едва ли ей нравилось всякий раз кормить прожорливого Саймона, но тетка боялась остаться без дичи и хвороста в самый неподходящий момент. Еще она явно надеялась скоротать старость рядом с мужчиной, а не с кружкой.
Кассия во всех красках изложила, как они с друзьями наткнулись на незадачливого владельца гнедой клячи, как нашли его обидчиков и что произошло после. Так из «разбойницы» девушка быстро превратилась в «героиню», пусть ровным счетом ничего сама и не сделала. Так, постояла в кустах. Про поделенную с друзьями плату Кассия, конечно, смолчала Саймону хватило бы упорства вытрясти из парней все до монетки. Его рассуждения о золоте ставили девушку в тупик.
«Ему просто говорить, — думала она о строгом родителе. — У него никогда не было столько денег. Зато теперь есть!» Потеряв свое недавно обретенное сокровище, Кассия чувствовала себя сироткой при живом отце. Однако две монеты, отнятые у разбойников, она все же сохранила.
Дождь лил, не прекращаясь, до ночи и с ночи до утра. А Саймон все сидел за столом и набивал брюхо. Кассия упросила тетку развести огонь в камине. Пальцы снова озябли, не помогло даже густое и сладкое вино.
Языки пламени плясали, образуя причудливые узоры. Они изгибались и трепетали, облизывая бело-алые от жара поленья. Но ни яркое вино, ни золотое пламя не могли вытеснить из памяти Кассии образа чудесного красного камня, о котором она тоже ни словечком не обмолвилась.
Саймон ушел, не попрощавшись, и оставил дочери нить резных можжевеловых бусин.
Кассия проспала до обеда. Вчерашние тучи по-прежнему плотно затягивали небо. Они почти ложились на крыши домов. День казался бесконечными сумерками. В такую погоду принято вышивать или прясть и травить байки, только девушке предстояло все же встретиться с противным колдуном.
Кутаясь в старый зеленый плащ Саймона, она медленно шла с котомкой за спиной по вязкой размытой дороге. Ее деревянные сабо тонули в чавкающей жиже, а подол юбки давно пропитался грязью. «Лучше казаться бандиткой, чем нищенкой», — ворчала Кассия.
Кас чувствовала спиной чей-то пристальный взгляд, оттого поминутно вздрагивала и вертела головой. Ирония судьбы — бояться быть ограбленной, когда денег-то и нет. Неказистый тип со зверской миной на небритом лице вынырнул из-за забора.