– Мне кажется, что в другой жизни мы с вами уже встречались.
Женщина улыбнулась как-то неестественно, как будто против воли.
Сидя в своем любимом кресле и не прекращая вязать, тетушка Мин поинтересовалась:
– Ну что, как там поживает его величество?
Лицо врача несколько помрачнело.
– Он в добром здравии, – сообщил Скипфраг лаконично.
Госпожа Розамунда разомкнула пухлые губы и сказала:
– Что же, в некотором смысле очень жаль.
Солтерис вопросительно посмотрел было на нее, но Скипфраг в этот момент сразу опустил глаза, рассматривая свои руки с широкими ладонями. Розамунда только пожала плечами.
– В конце концов, хорошее здоровье – это не дар судьбы, да и не дар вовсе, скажу я вам. Если у человека нет ума, это еще хуже, чем нет здоровья. Уже четыре года прошло. Я сомневаюсь, что в один прекрасный день он вдруг проснется с ясным рассудком. Такого просто не может быть.
– Но в один прекрасный день он может запросто удивить нас всех, – в тон ей сказал Скипфраг. – Я бы сформулировал свою мысль так: его сын полагает, что все происходит именно так, как вы, милостивая государыня, считаете.
При одном только упоминании принца-регента зеленые глаза Розамунды недоброжелательно сузились.
– Возможно, тут речь идет и о его сыне, – мягко заметил Солтерис, – потому-то, Нарвал, тебя сюда и пригласили. Человек, которого убили, был волшебником.
Врач ничего не ответил. Солтерис откинулся на спинку тяжелого кресла и тоже задумался. Тишину нарушало только еле слышное потрескивание огонька подвешенной к потолку лампы. Наконец Солтерис сказал:
– Внук мой рассказал, что Тирле громко закричал: "Нет, нет!", когда увидел, что какая-то темная фигура стоит в тени здания Совета. А потом этот человек пристрелил Тирле и бросился в Зловонный переулок, в темноту. Вообще-то Керис не видел, возле какого именно дома стоял убийца, но мне почему-то кажется, что стоял он именно возле этого здания, где мы все сидим.
– Ты думаешь, – еле слышно спросил врач, – что регент Фарос подослал его?
– Вообще-то Фарос никогда не скрывал своей ненависти к тем, кто знаком хоть с зачатками волшебства.
– Пожалуй, да, – согласился доктор Скипфраг и задумчиво поднял голову, словно рассматривая матово-узорчатое стекло лампы. Так же рассеяно-задумчиво поднявшись с места, доктор подкрутил фитилек лампы, чтобы пламя сильнее освещало комнату и собравшихся. Тут он пробормотал: – Интересно. И даже нет температурных изменений. – Он посмотрел на Солтериса и спросил: – Странно уже само по себе, не правда ли?
Солтерис понимающе кивнул. Но Керис, стоя в углу и не вмешиваясь, как и положено воину, был все-таки благодарен госпоже Розамунде за ее сакраментальный вопрос.
– Почему так? Сейчас вообще мало кто верит в нашу силу.
Голос женщины звучал довольно горько. Она продолжала:
– Сейчас люди работают на мануфактурах, сидят за прилавками, а в волшебство не верят. Они не верят ни во что, что можно было бы использовать для улучшения условий своей жизни.
Архимаг пробормотал:
– Но это верно, это же самая нормальная реакция. Так и должно быть.
Скипфраг улыбнулся, отчего все увидели темные круги вокруг его глаз.
– Нет, – сказал он. – Большинство из них не верят даже в ворожбу. Они на всех перекрестках кричат, что этого нет и быть не может, но сами тайно ходят к ворожеям, я знаю. Но что могут эти ворожеи – они ведь не давали Обета.
Единственное, на что способны эти горе-маги, так это давать какое-то пойло, которое они именуют приворотным зельем, или писать странные знаки над входами в лавки, чтобы предохранить товары и кассу купца от нечестных людей. А этот Магистр Магус – слоняется без дела по всем кварталам и пытается превратить свинец в золото. Кстати, почему вы думаете, что Святая Инквизиция не арестовывает этих шарлатанов, хотя они разгуливают за пределами нашего квартала?
Да потому, что они помогают поддерживать в людях страх. А страх в душах людей – это как раз то, что нужно нашей Святой Инквизиции.
– Но регент… – и архимаг покачал головой.
Через раскрытые настежь окна в комнату донесся разноголосый шум – город просыпался. Керис стоял и механически вспоминал: вот так дребезжат по камням мостовой колеса фургона мясника, там слышится протяжный голос торговца горячей лапшой, а там визгливо переругиваются молочницы. Резкие порывы ветра доносили запах воды и крики чаек – город был портовый. Солтерис грустно рассматривал резьбу своего кресла, хотя можно было побиться об заклад, что он наверняка успел досконально изучить этот узор, насколько сложным он ни казался бы постороннему наблюдателю. Тетушка Мин и вовсе смежила глаза, как будто потеряла интерес к происходящему.
Скипфраг осторожно кашлянул, и его стул тяжело заскрипел.
– Я дружил с его величеством много лет, – сказал он печально. – Ты знаешь, Солтерис, он всегда хорошо относился к людям волшебства. Хотя по чисто политическим причинам не давал им слишком большой свободы. Он верил в волшебство – иначе бы он не дал военной силы, которая помогла бы тебе разгромить Темного Волшебника Сураклина.
Солтерис не шелохнулся, но Керис заметил, что слова врача все равно произвели на него должное впечатление.
– Ненависть Фароса ко всем вам есть нечто большее, нежели неверие в ваши силы, – тихо продолжал Скипфраг, – он полагает, что помешательство его отца произошло по вашей вине.
Розамунда протестующе всплеснула руками.
– Быть этого не может. Ведь он ненавидит нас еще с детства. Он подозревает нас во всех смертных грехах.
– Может быть, так оно и есть, – пробормотал Солтерис, – но еще более правдоподобным мне представляется, что антипатия регента к нам переросла со временем в настоящую манию. Скорее всего, он просто слишком боится меня, чтобы выступить против нас открыто. Но что ему стоит подослать наемного убийцу? – Тут он посмотрел на Скипфрага и спросил его: – Послушай, а ты не можешь разузнать о том, что замышляется против нас при дворе?
Врач, поразмыслив, кивнул.
– Думаю, это возможно. К тому же я общаюсь с этим Фаросом, да и друзей у меня среди придворных хоть отбавляй. Я постараюсь поспрашивать незаметно. Если там действительно что-то затевается, я обязательно узнаю.
– Хорошо. – Солтерис поднялся с кресла. То же самое сделал и врач. Его громадная фигура сразу заслонила тщедушного архимага.
Керис, открывая перед гостем дверь, успел в свете нового дня заметить, что кровь Тирле уже добросовестно смыта с булыжной мостовой и смыта совсем недавно, поскольку это место все еще влажно поблескивало водой. Наставник по фехтованию и двое послушников стояли на пороге своего дома, негромко беседуя о чем-то.
