— Что делать будем? — зло буркнул он.
— Для начала подумаем. — Дуна сел, скрестив ноги. На его щеки понемногу возвращался румянец. — У Браги две головы, но и у нас не меньше. А рук и ног даже больше в два раза. Надо использовать это преимущество.
* * *
Через четыре дня Конан лежал, укрывшись плащом, в высоких зарослях кипрея, который буйно разросся в старом неглубоком карьере. Когда-то отсюда брали камень — серый в прожилках мрамор — для невесть каких нужд. Поверх плаща были накиданы еловые лапы, березовые ветки и прочий хлам. К тому же предусмотрительный Дуна натер его какой-то пахучей травой, от которой у Конана невыносимо разболелась голова. Со стороны он был совершенно невидим.
Киммериец приготовился к схватке. Все четыре дня он изнывал над решением задачи: как убить великана? Кидаться на него с мечом было сущим самоубийством, а ничего хитрого на ум не шло.
Без дела друзья не сидели. Целыми днями они по очереди следили за Брагой и за его пещерой, исползали всю округу в поисках тайных троп, по которым он ходит, и знали их наперечет. В лесу им часто встречались дороги, поросшие совсем еще молоденьким вереском. Несмотря на то, что ими уже не пользовались, они довольно хорошо сохранились, как будто совсем еще недавно по ним громыхали телеги, мчались верховые и топали многочисленные пешеходы. В этих местах, действительно, жили люди, и не какой-нибудь там хутор в три-четыре дома, а целый маленький город в лесу.
Селение — вернее то, что от него осталось, они приметили еще издали: остатки стен и сиротливо торчащие печные трубы виднелись на взгорке, лигах в двух от того места, где Брага соорудил себе берлогу. Картина страшного опустошения увиденная ими в разоренном городище потрясла обоих. Великан погулял здесь на славу, не оставив и камня на камне.
Улицы были завалены превращенными в щепки бревнами, мраморным щебнем фундаментов, и помятой домашней утварью, и всюду, всюду, куда ни кинь глаз, разбитые человеческие кости и черепа. Мужчины, видимо, пытались защищаться — город напоминал огромное поле битвы, но справиться с великаном им не удалось, а после Брага не пощадил никого: ни стариков, ни женщин, ни детей. Вытоптанные заросшие бурьяном огороды, отвоеванные людьми у леса, разбитые колодезные срубы, уничтоженная городьба, и не преданные земле человеческие останки — все это угнетающе подействовало на двух друзей, и в сердцах их закипела благородная жажда мести.
План, который придумал Дуна, Конану сразу не понравился.
Во-первых, с точки зрения киммерийца, он был чересчур ненадежен, а во-вторых, связан с колдовством. Но выбирать было не из чего.
Ворожить собирался, к изумлению варвара, сам Луна. Варвар даже не пытался скрыть гримасу отвращения, когда узнал, что его товарищ немножко чародей.
Побагровевший, с пунцовыми пятнами на щеках, смущенный юноша, заикаясь, попытался ему объяснить:
— Конан, ты неверно понял меня. Я не чернокнижник и невесть какой маг. Да и не маг я вовсе! Здесь, на севере, в Тапио, многие люди занимаются ведовством. Погоду там предсказать, боль унять, лешего отвести, от зверя спастись… Да мало ли чего! А я ведь родился и вырос тут! Гиперборейцы считают нас чуть ли не дикарями, и они правы в том смысле, что от наших лесов, озер, болот мы никуда не ушли. Ведь это все — Дуна махнул рукой, — наш родной дом! Это магия самой природы! А сильных колдунов у нас немного, как и в цивилизованном мире, наверное. Старая Унна — одна из самых могущественных. И самых неприветливых, кстати. Ее все знают, но приходят за помощью, когда уж совсем припрет. Побаиваются. Я, честно говоря, чуть со страху не умер, когда ты на нее рычал. Думал, она на тебя ка-ак цыкнет…
— И вовсе я на нее не рычал! — огрызнулся Конан.
— Лес открыл ей все свои тайны. Ей ничего не стоило превратить тебя в жабу… или в мокрицу какую.
— В мокрицу? Меня?! Послушай, Дуна, почему бы этой могучей бабке самой не расправиться со всей этой нечистью?
— Она не может, — с досадой ответил юноша. — И не спрашивай почему.
— Ладно, — недовольно пробурчал Конан. — Давай о нашем…
Суть предложенного юношей плана была такова. Друзья к некоторому удивлению для себя выяснили, что Брага каждый день проводит в карьере какое-то время и там работает — разбивает камни. Видимо, у великанов такое странное понятие о труде. И Брага трудился в поте лица по несколько часов кряду. Круша мрамор и кидая его в воздух, он каждый раз сосредоточенно наблюдал за полетом огромных глыб, и то радовался будто ребенок, то злился без причины и топал ногами.
В остальное время Брага бесцельно бродил по лесу или занимался своим огородом, где росла исключительно репа. Раз друзья увидели, как великан охотится. Безотказно и просто. Взял камень, швырнул в зазевавшегося лося — и готово. Вечером две головы о чем-то беседовали между собой, а вчера, например, дружно завыли. Дуна сказал — запели. Долго друзья этого пения вынести не смогли и бежали подальше от пещеры великана, но и там они чуть ли не полночи слышали отдаленное завывание, то переходящее в утробное ворчание, то поднимающееся до визга. Душа, а может две души великана, разгулялась не на шутку.
Ночью Брага спал, завалив вход в пещеру огромным валуном.
Теперь, зная точно, как великан проводит день, друзья готовились нанести удар. Утром, в дальнем карьере.
Как-то Конан посетовал: почему бы одному из камней не упасть Браге на голову… лучше на левую. Дуна подумал и сказал, что это вполне возможно. Тут-то и выяснилось, что парень может чародействовать. Но юноша опасался, что не сумеет проникнуть, как он выразился в душу камня.
— Они очень древние, эти скалы, — пояснил он, — чудовищно непостижимо древние. Они родились, когда не было не то что там людей, а даже деревьев и травы. Были только огонь и камень. Поэтому для заклятия мне нужно будет развести хотя бы маленький костер. Тогда, возможно, камень, вспомнив свое родство со стихией огня, очнется от сна и ответит.
— А если не получится? — спросил его Конан.
— Буду стрелять по глазам, — не задумываясь, ответил юноша.
— Не думаю, что стрела, даже попав в глаз, уложит Брагу, — с сомнением покачал головой киммериец. — Здоров он больно. Зато разъярит — это точно. К тому же у него две головы. А чтобы полностью ослепить великана тебе надо выстрелить четыре раза. Я знаю, ты отличный стрелок, но… Может, наколдуешь чего со своими стрелами?
Дуна вспыхнул — на этот раз от гнева, но тут же остыл.
— Конечно, ты не можешь этого знать, но у нас в Тапио никто не станет заговаривать орудие убийства.
Конан с готовностью согласился.
