Ознакомительная версия.
— Разбалуешься ты с этими континентальными штучками, — хмыкнул Леон. — Потому и не привозят. Ибо нефиг. Нас обеспечивают тем, что действительно нужно для нормальной жизни и несения службы. А излишества лишь развращают.
— Я тебе эту фразу припомню, — зловеще протянула Лара. — Я теперь буду это часто вспоминать…
— Нет, ну я же в другом смысле… — сейчас же смутился Леон. — Не доводи до абсурда.
Яська вновь подошел к колодцу и задумчиво уставился на желтые, изъеденные временем клыки. Потом присел на корточки и протянул руку вниз… Ничего не случилось. Наощупь зубы оказались никакими. Просто сухие кусочки мертвой кости. И вовсе даже не такие острые, как показалось сперва. Только слегка потрескивают, и волоски на пальцах шевелятся. Точно кошку гладишь. И едва заметно теплые наощупь.
— А может, зря это все? — задумчиво произнес он. — Может, они уже выдохлись?
— Это как? — поднял бровь Леон.
— Ну… Ну ты сам знаешь, это как змеи… У них от старости тоже яд пропадает. А эти зубы тут сколько валяются… Наверное, тысячу лет, да? Или даже больше. Может, из них все уже выветрилось, а мы их охраняем как дураки.
Леон искоса взглянул на него.
— Во-первых, живо отсюда отошел! Я ж сказал: нельзя долго смотреть. А во-вторых, раз уж начались такие базары… Придется устроить наглядную демонстрацию. Имей в виду, ты сам напросился…
Склонившись над колодцем, он запустил туда руку и задумчиво принялся перебирать клыки. Наконец вытащил один — маленький, слегка даже похожий на человеческий.
— Придется демонстрировать, — вздохнул он. — Не здесь, конечно, на поверхности. А это хозяйство закрываем.
Он ухватился за ржавую крышку и, крякнув, с трудом водрузил ее на место. Глухо стукнул металл о камень — и крышка опустилась точно влитая. Навесив замок, Леон принялся ковыряться в нем огромным ключом. В конце концов тот, раздраженно щелкнув, все же соизволил провернуться на два оборота.
— Осталось завершить дело, — удовлетворенно хмыкнул Леон и неторопливо извлек из сумки большую бронзовую печатку, кусок сургуча и газовую зажигалку. Спустя минуту на замке уже красовалась новенькая печать, с четким оттиском — «142» на фоне перекрещенных ножей. Или это были клыки?..
— Ну все, пошли наверх, — Леон судорожно сглотнул и первым двинулся в коридор. Яська уныло потащился следом. При мысли о тысяче ступенек у него заныло в животе. А может, не из-за ступенек. Может, из-за услышанного…
Как поднимались наверх, Яська помнил смутно. Ноги, вопреки его ожиданиям, не болели, а может, он просто не замечал боли — вместо нее навалилась тоска. Вроде бы и не страшная, но тяжелая, словно тюки серой ваты, которую иногда привозят на торговых шхунах. Вместе с апельсинами и мешками соли… Зря он сегодня (а казалось, тысячу лет назад) забрался под свернутый парус. Куда лучше жить, надеясь узнать тайну, чем теперь, когда тайна открылась во всем своем уродстве. Люди, убивающие людей… Такое и присниться не могло, и даже думать об этом не хотелось, но думать о чем-либо другом уже не получалось. Континент, огромный, бурлящий жизнью мир, куда путь закрыт навечно. До самой смерти…
Яська попытался представить себе свою смерть — уже не в первый раз, и опять не смог. То есть картинки в голове рисовались — в щепки разбитая о скалы «Голконда», бурлящий водоворот, хлынувшая в рот вода, отвратительно соленая и почему-то кисловатая. Или бесконечно долгие годы, которые, однако, можно записать двумя цифрами — а после слабость, боли в спине, как у дедушки Омира, застеленная белоснежной простыней койка в Доме Целителей — и небо, с каждой секундой становящееся ближе, в него можно с разбегу нырнуть, как в море… Картинки складывались легко, но все равно это было не про него. Про кого-то. А сам он, Яська, словно глядел на экран черно-белого телевизора. И лишь одно никак не удавалось вообразить: смерть от человеческой руки. Взять кого угодно… ну хотя бы рыжего выскочку Ксанфа. Ксанф с топором в руках… только он не колет дрова для печки, он, весело щерясь, наотмашь бьет Яську по голове острым лезвием… Голова трескается как дыня под ножом… Нет, чушь собачья! Все это просто слова, их можно соединить друг с другом, но получается глупо и противно. Не по-настоящему. В жизни такого просто не может быть.
А Леон говорил: может. И ведь не прикалывался, не стращал. Уж он-то, Яська, знает своего брата как облупленного. Значит, правда. И в любой момент это, непредставимое, может вырваться на волю. И тогда… Озверелые, с выкатившимися белками морды, в липкой, быстро засыхающей крови… Когда-то люди, а теперь — уже нет. Что-то иное.
— Ну ты, заснул? Выходи давай, мне надо бункер закрывать. Или хочешь там остаться, наедине с зубками?
Похоже, на свежем воздухе к Леону вернулась его язвительность. Яська вздохнул и, преодолев последнюю ступеньку, вышел наружу.
Странное дело, там, внизу, они были довольно долго, и Яська ожидал встретить на поверхности ночь, черное-черное, расцвеченное хрусталиками звезд небо, раскинувшуюся с севера на юг белесую Галакту… Но все оказалось точь-в-точь как на подходе к бункеру. Догорающий закат на западе, длинные ломкие тени, угрюмое безветрие.
— Как же это, Лео? — растерянно уставился он на брата.
— Привыкай, Хранитель, — невесело усмехнулся тот. — Здесь это обычное дело. Запретка, она и есть Запретка, время тут извилистое. Наверху одно, внизу другое, а в море — совсем уж третье. Поэтому я и говорил, что до полуночи будем дома, — обернулся он к Ларе. Потом, заперев дверь и опечатав сургучом замок, Леон тяжело вздохнул:
— Ну что, нам осталось последнее дело — и возвращаемся.
— А может, не надо? — поежившись, предложила Лара. — Знаешь, того, что внизу, мне вот так хватило, — и она выразительно провела пальцем по горлу.
— Надо, Лара, — терпеливо возразил Леон. — Не тебе, а вот этому надо, мелкому, — кивнул он в сторону сжавшегося Яськи. — Он должен видеть. Потому что это показывают всем. Таков порядок. Хранитель должен понимать, что охраняет.
— А сейчас-то зачем? — судорожно заговорила Лара, и в голосе ее уже не ощущалась пушистая шкурка персика. — Ты же сам сказал, рано ему. Подрастет, придет срок, ему покажут. Куда торопиться?
— Его срок уже пришел, — мрачно заметил Леон. — Знаешь, когда мальчик становится Хранителем? Когда увидит зубы, вот так. И во сколько лет это случится, не имеет ни малейшего значения. Такова линия судьбы, и глупо от нее бегать. Я, между прочим, не тягал его сюда. Он сам выбрал, и значит, так тому и быть.
— Но он же не понимал ничего, — не сдавалась Лара. — Он же просто из любопытства…
Ознакомительная версия.
