— Хорошая работа! — приветливо воскликнул Джилинер, оборачиваясь к вошедшему. — Я видел все в зеркале, я...
Он осекся, встретив равнодушный, тусклый и тупой взгляд. Ни искры оживления не вызвала хозяйская похвала на неприметном, с мелкими чертами лице. По сравнению с этим существом корова, лениво жующая в хлеву жвачку, показалась бы воплощением пылкости и высоких душевных порывов.
Маг подавил в себе раздражение. Стоящий перед ним был создан мастерством самого Джилинера. Это не человек. Глупо ожидать слишком многого от несчастной твари... И все же маг часто вспоминал Шайсу, своего прежнего подручного. С каким грозным рвением служил тот Ворону! Каким счастьем была для него хозяйская похвала! Как с полуслова понимал он планы господина!..
Правда, он не обладал такой нечеловеческой силой и не умел так менять внешность, как три создания, выполняющие теперь волю Ворона.
Джилинер усмехнулся, вспомнив, как впервые предстал перед ним вот этот самый слуга: тупая, бесстрастная готовность к убийству, заключенная в зыбкую, переменчивую плоть. Эта безличность, смазанность облика была ужаснее самого чудовищного уродства. Ворону вспомнился кошмар его детства — рассказанная няней сказка о Глиняном Человеке, ворующем по ночам детей... И Джилинер назвал свое создание Глиняным Человеком... Позже, когда тварей стало трое, к имени прибавилось слово Первый...
— Этим вечером вас станет четверо... — задумчиво произнес чародей.
Глиняный Человек не отреагировал на эти слова, как не обращал внимания на долгое молчание господина. Просто стоял, глядя перед собой.
— Ладно, гениальное существо, слушай приказ. Отправишься вслед за остальными Глиняными Людьми — в Силуран, добывать для меня корону... — Джилинер на миг запнулся, взгляд его скользнул мимо Первого. — Корону... да... На меньшее я теперь не соглашусь... после того, что судьба сделала со мной... Нет, меня излечит только власть... только трон... А раз трон Грайана защищен от меня Заклятьем Верности — что ж, возьму силуранский. Тем лучше для Силурана. Худшим правителем, чем Нуртор, я при всем желании не смогу стать.»
Будь на месте Глиняного Человека Шайса, он про себя весьма усомнился бы в последних словах господина. Но Первому были безразличны судьбы стран и народов. Убийца ждал приказа с терпением топора, всаженного в колоду возле поленницы...
Заметив его пустой взгляд, Джилинер оборвал свой монолог и вздохнул.
Да, Первый справился с поручением. И все же — разве можно быть в нем уверенным? Первое, во многом неудачное создание Джилинера... орудие, которое может подвести в самый важный миг...
Пожалуй, имеет смысл проверить его еще раз. И поручить не убийство беспомощной старухи, а дело посерьезнее. Но такое дело, от которого не зависит судьба великих планов. Справится слуга — можно использовать его и дальше. Не справится — придется его заменить...
А дело подходящее как раз на примете имеется. И старые счеты можно свести, и на будущее избавиться от опасного врага...
— Заброшу-ка я тебя по дороге в Силуран еще в одно местечко. Есть на границе крепость Найлигрим. Попробуй убить ее Хранителя. Сумеешь — честь тебе и хвала; нет — значит, ошибся я в тебе, дубине...
Положив руку на резную раму, чародей нахмурил брови, мысленно подчиняя своей воле капризное зеркало. Замелькали, сменяя друг друга, беспорядочные картинки. Вот возникли массивные крепостные ворота. Вот появились и исчезли двое рабов, несущих ведра с водой. Вот полутемная просторная кухня, озаренная пламенем четырех очагов и полная суетящихся слуг...
— Не то, не то... Гляди! — негромко сказал Ворон. — Этот высокий, с бляхой десятника... распекает двух наемников... он нам подходит. Смотри, запоминай!..
Бравый усач исчез с зеркального стекла. Джилинер обернулся к Глиняному Человеку — и довольно приподнял бровь. Перед чародеем стоял высокий статный вояка с длинными пшеничными усами и шрамом над переносицей. Плечи развернуты, голова гордо поднята... вот только глаза подвели — остались тусклыми, невыразительными.
— Неплохо, — оценил хозяин. — Похож. Одежду сменить не забудь... Если не справишься с Хранителем — не задерживайся, уходи в Силуран. Ралиджем займется Четвертый... С каждым разом вы у меня получаетесь все удачнее. Второй смышленее тебя, а Третья хитрее вас обоих... хотя, конечно, тоже дура. Надеюсь, от Четвертого будет больше проку.
Дрова для погребального костра были накрыты черной пеленой, расшитой золотыми еловыми веточками. Настоящие еловые лапы были в изобилии разбросаны поверх пелены. Костер ждал огня давно, хвоя успела осыпаться с ветвей. Предгрозовой душный воздух был полон ее сухим горьковатым запахом, в котором ощущалась томительная сладковатая примесь еловые поленья были политы «небесным огнем» — неслыханная роскошь! Тяжелый дурманящий аромат держался на поляне, словно лес не хотел пропустить его в свои чернеющие недра, в сплетение стволов и ветвей.
Джилинер придирчиво оглядел аккуратные ряды поленьев, расправил сбившийся край пелены.
На сумрачную поляну вышли двое рабов. Они старались ступать бесшумно, но это трудно делать, когда тащишь тяжелую ношу. Малейший хруст сухой ветки под ногой заставлял рабов содрогаться. Поспешно возложили они на подготовленный костер большой темный тюк и двинулись было прочь, но один замешкался.
— Что еще? — обернулся хозяин. Голос был негромок, но бил хлестче плети. Невольник покрылся холодным потом. Его раздирали надвое желание оказаться подальше от господина и боязнь плохо выполнить приказ.
— Он... он, кажется, не выпил вино... — мотнул раб головой в сторону темного тюка.
— «Кажется» или «не выпил»?
— Я... мы... он начал пить.. потом выронил... кувшин выронил... а я...
Раб тихо застонал, теряя разум от черного ужаса. Чародей вгляделся в лежащего на пелене человека.
— Спит... Убирайся!
За спиной затрещали сучья: слуга с огромным облегчением ринулся с поляны. А Джилинер все вглядывался в лицо распростертого на смертном ложе человека: решительная, упрямая челюсть в темных завитках бороды; узкий выпуклый лоб, скрытый в спутанных курчавых волосах; острые, почти волчьи клыки за полуоткрытыми губами...
«Крепок. Силен. Надо полагать, здоров. Говорил, что наемник, но, пожалуй, разбойник... Впрочем, это не имеет значения».
Лес тревожно притих под сгустившимися тучами. Все живое смолкло, затаилось, забилось в норы, под корни деревьев, предчувствуя не просто грозу, а нечто более опасное, недоброе.
Маг поднял глаза к небесам — и содрогнулись тучи под этим взглядом! Клубящаяся темная масса пришла в движение, стала уплотняться, чернеть.