Ознакомительная версия.
– Чтоб тебе ни дна ни покрышки! – это я уже еле слышно, в порыве раздражения. – Сам удрал, а я сиди до вечера в мокрых сапогах!
– Так пошли ко мне! – так же еле слышно отвечает Флетчер. – У меня и высушишь, а пока они сохнут, послушаешь Россиньоля, – и в полный голос, для всех: – Госпожа моя, почту за честь видеть тебя в своих покоях.
– Что ж, я принимаю твое приглашение, лорд Йоралин, – слова эти сопровождаются величественным наклоном головы, и мы с рыцарем Долины Лилий удаляемся рука об руку…
Вкусы у нас похожи, поэтому я и Флетчер часто отираемся в одних и тех же Сутях одновременно. За три года мы много узнали друг о друге, и я, пожалуй, неравнодушна не только к Словам и песням этого мерзавца (он уже давно Мастер), но и к нему самому… У него поразительный дар: в новом месте он никогда не пытается что-то из себя изобразить, но полностью отдается на волю незнакомой Сути, вбирает ее в себя – и легко и просто принимает именно то обличье, какое надо, оставаясь при этом собой. Он мог бы стать своим в любом мире, в каком пожелал – не то что я, мне-то мои пределы ведомы очень хорошо…
Между прочим, и рыцарем Долины он стал абсолютно законным путем – сама Владычица Дигенна посвятила его после боя на Заросшем тракте. Давно не видала я его в этом образе – в последний раз вроде бы в то утро на стенах Эрга, когда убили командора рыцарей Долины. И эта его белая туника тогда была вся в крови и копоти… до сих пор всем нам больно вспоминать, какой ценой удержали Эрг.
Но сегодня – совсем другое дело! Сегодня он выглядит на редкость эффектно, хотя скажи я это ему – прикончит на месте. Он не я, обличье лорда Йоралина естественно для него, как дыхание, но от этого не более любимо.
– Здесь еще можно жить, – Флетчер словно отзывается на мои мысли. – Здесь хотя бы знают, что такое табак.
– Однако мало кто из высокородных курит, – замечаю я.
– А, – он машет рукой, – после войны все перемешалось. А на той же Роардинэ, если помнишь такую дыру, я за четыре дня без сигарет чуть на стенку не залез.
– Да, закури ты там, от обвинения в черной магии уже не отвертелся бы!
– Слушай, а почему ты с Орсаллом? Вы же вроде никогда не были особенно близки…
– Использует меня в качестве щита от обаяния Йоссамэл, – поясняю я кратко.
– Да, Йоссамэл – это нечто! – его улыбка делается еще шире. – По-моему, даму с таким характером Атхайну вовеки на сторону не сплавить, даже с выгодным политическим союзом в качестве приданого. Наинрин – та пусть дурнушка, но хотя бы не стерва, а уж Йосса…
Комната Флетчера в северном крыле дворца, где разместили всех гостей из Долины Лилий. Первое, что предстает моим глазам, едва я распахнула дверь – некий тип в бежевом камзоле, который разлегся на единственной кровати, перебирая струны лютни. Увидев меня, он в мгновение ока принимает вертикальное положение и отвешивает мне поклон.
– Мое почтение прекрасной леди с золотыми волосами…
Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не застонать. Волосы у меня русые, но с приметной желтизной, в общем-то характерной для Ругиланда. Так что первый комплимент, приходящий в голову ну буквально всем и каждому – назвать меня золотоволосой…
– Отставить, Россиньоль, – Флетчер смеется и машет рукой. – Эта леди такая же моталица, как и мы с тобой. Эленд, позволь представить тебе Нэда Россиньоля, Мастера Ордена из Созидающих Башню, известного также как Винато и Большой Баклан, последнее подчеркнуть. Страшный разгильдяй, но при этом идеальный спутник в Сутях, ибо побывал там, где нам и не снилось…
Где-то я уже видела эти соломенные волосы и яркие голубые глаза… не иначе, мельком в святилище Ордена…
– Очень приятно, – я сбрасываю плащ, разуваюсь и ставлю сапоги к каминной решетке. Неплохо бы набить их бумагой, но ее на этой Сути изобретут лет через триста, вряд ли раньше. – Кто-то, кажется, обещал развлекать меня, пока моя обувь сушится?
– Уступаю эту честь тебе, Россиньоль, – Флетчер наполняет три кубка из большой бутыли темного стекла. – Мои песни тут уже все знают.
– Ты же знаешь, что тебя я готова слушать в любое время! – возражаю я.
– Потом, – вечно эта его наигранная скромность! – Сначала пусть споет мой друг.
Россиньоль, видать, не страдает таким же пороком – с готовностью берет лютню, и комнату заполняет его голос, негромкий, но проникновенный:
Отдохни, побудь немного
В светлой комнате моей,
Распрягай единорога…
Замечательная песня – она заворожила меня с первой же ноты, с аккордов вступления. Даже не ожидала от этого хмыря… Нет, с человеком, который слагает такое, мы, несомненно, будем друзьями!
Когда песня кончается, я поднимаю кубок.
– Как любит говорить старая Илсей из Саксонского ковена – за нас с вами и за хрен с ними!
– За Орден! – кубок Флетчера ударяется о мой.
Наверное, только ради таких минут и стоит жить на свете… Я сижу с ногами на постели, приклонившись головой к Флетчеру – чего церемониться, здесь только свои. На этой же кровати с краешку пристроился Россиньоль, и сменяют одна другую прекрасные песни…
Здесь трава
высотою с дерева,
Здесь цветы
небывалой красоты,
Так пока
непорочны облака —
Черный дым
рук пока не тянет к ним…
Как все-таки они непохожи… Этот Россиньоль по виду – типичный бродяга, средневековый жонглер, знающий, как угодить даме и развеселить толпу. Не сразу и догадаешься, где у него просто песни, а где Слова. Флетчер же – менестрель из легенды, чья песня одинаково тревожит на королевском пиру и у костра на ночном привале… Но сила в них одна – и та же сила, таясь, живет во мне, хотя я-то сама не пою, только Говорю,[1] но и без лютни порой можно сделать немало!
Она то робко намекает,
Что разделяет эту страсть,
То вдруг стыдливо замолкает…
Она греха вкусила всласть!
Но с виду ангел, если нужно —
Силен притворством слабый пол…
Что за черт! Я ведь уже слышала эту песню – и если мне не изменяет память, именно здесь, в Мире Великой Реки!
А нужно ей – всего лишь мужа…
– Поскольку, э-э, возраст подошел, – вставляю я совершенно автоматически раньше, чем это успевает сделать сам Россиньоль.
Он резко обрывает мелодию:
– Тебе известна эта песня? Но как раз ее я пою довольно редко!
– Слушай! А ты не пел ее здесь, в этой Сути, три с половиной года назад, во время осады Передола?
– Именно так, – подтверждает Россиньоль.
– Тогда я уже знаю тебя! Ты – тот, кого в Лэйе называли Клингзором-сказочником! Вот это встреча!
– Ты была в осажденном Передоле? – его глаза расширяются от удивления. – Кто ты? Как тебя звали тогда, и как зовут сейчас?
Ознакомительная версия.