Имя всего Сущего - Дженн Лайонс

– Что, будь я проклят, это такое?

– Арис, – довольно гордо сказала она [84]. – Местная винокурня делает его из ячменя, затем выдерживает в деревянных бочках в течение нескольких лет, пока он не станет мягким.

– Пока он не станет мягким? Он что, поджигает бочки?

– Разве это не придает ему приятный вкус?

Он решил, что лучше быть дипломатичным:

– Я полагаю, что к этому можно привыкнуть. Что я тебе должен?

Она улыбнулась:

– Ничего. Сегодня вечером счет оплачивает добрый благотворитель.

– Когда я был ребенком, слова «счет оплачивает добрый благотворитель» означали, что кого-то только что ограбили до нижнего белья.

Она усмехнулась.

– Понятно. – Кирин поставил стакан. – Я выпью еще.

Нинавис наклонилась вперед, облокотившись о стойку:

– Ты недолго разговаривал с Джанель. Мне показалось, что ты до самого конца пытался завести друзей. Или ты бегаешь за жеребцами?

Кирин вспомнил предыдущие уроки Джанель, касающиеся джоратских ритуалов ухаживания. Жеребец ты или кобыла – не имело никакого отношения к биологии, за исключением тех случаев, когда это касалось секса. И тогда оно имело к этому самое непосредственное отношение.

– Я почти уверен, что бегаю за кобылами.

Женщина усмехнулась:

– Всего лишь почти уверен?

– Абсолютно уверен, – твердо поправил он ее. – К такой откровенности нужно привыкнуть.

– Да, джоратцы такие забавные, – усмехнулась она. – Мне это нравится. С ними невозможно ничего предугадать, и редко встретишь кого-то, кто не может услышать, как ты говоришь «нет». Может, старый бог-король и был придурком, но Хорсал так и не удосужился рассказать своим людям, что на сексе не стоит зацикливаться [85]. – Нинавис наполнила его стакан и уставилась куда-то мимо него: – Привет, Джанель.

– Привет, Нина. – Джанель села у стойки бара рядом с Кирином и повернулась к нему: – Что такого я сказала?

Кирин искоса взглянул на нее:

– Это сложно объяснить.

Джанель фыркнула и помахала Нинавис:

– Сидра, если ты не возражаешь, Нина. И чашку чая кульма.

– Что-нибудь еще, Ваше Святейшество?

Джанель улыбнулась:

– Ты поставила кофе на огонь?

Нинавис закатила глаза и минуту спустя вернулась с чашкой холодного чая, который она налила из большой стеклянной банки [86].

Джанель взяла кружку двумя руками. От нее тут же пошел пар.

– В любом случае давай поговорим о том, что я сказала такого, отчего ты расстроился. Это ведь не из-за того, что я флиртовала с этим ванэ из Манола, не так ли?

Он задумался, не выпить ли залпом еще один бокал ариса.

– Да, – Кирин повернулся к ней на стуле. – Но дело не во флирте. Я расстроен, потому что это был не какой-нибудь там ванэ из Манола; это был сын Таэны, Тераэт. Который, как ни странно, мой лучший друг.

– Ой. И это все? – Джанель выпила всю чашку чая одним долгим глотком.

– Когда Тераэт выкупил меня в Кишна-Фарриге… – Он сделал паузу. – По-видимому, за это спасение я должен поблагодарить тебя, так что… спасибо. Как бы то ни было, впоследствии мы с Тераэтом подружились. Но были люди, которым я был нужен в Кууре, и я хотел уехать. А он этого не хотел. Мы поссорились из-за этого. Он убедил меня остаться, втянув во все это тебя.

– Меня?

– Да. Не буду вдаваться в подробности. Я спросил его, откуда он вообще знает, как ты выглядишь, а он… – Кирин рассмеялся. – Он мне не солгал. Он просто позволил мне поверить в ложь. Он не мог просто встать и сказать, что вы двое познакомились. Он понимал, что если б я узнал это, то обязательно бы уехал, чтобы найти тебя.

Он забарабанил пальцами по столешнице.

Бармен принесла сидр и поставила его перед Джанель. Нинавис явно хотела что-то сказать, но затем покачала головой и вернулась на кухню.

Джанель отставила чай и взяла сидр.

В комнате, где всего несколько часов назад множество людей смеялось и пело, было очень тихо.

Кирин искоса взглянул на Джанель:

– Не так больно, как не знать твоего имени? – вскинув бровь, процитировал он ее слова. – Серьезно? Это худшая из попыток подцепить мужчину.

Она с достоинством выпрямилась:

– Я страдала от боли и бредила. Заткнись.

Он громко расхохотался, и через несколько секунд она к нему присоединилась.

– Я не виновата, – пробормотала она. – Ты его видел? Он красивый.

– О, он весьма красив. Тут не поспоришь. Просто, если бы я умирал в Загробном Мире, лежа в чьих-нибудь объятиях, у меня бы просто не было сил на то, чтобы заниматься любовными играми.

Она повернулась к нему лицом и, улыбнувшись, заморгала:

– Ты уверен?

Это заставило его задуматься.

Кирин уставился на Джанель:

– Подожди, а что я тебе говорил в Загробном Мире? И что я делал?

Она усмехнулась:

– Много чего, хотя и ничего такого, из-за чего я бы держала на тебя обиду. Извини, я не хотела тебя расстраивать.

– О нет, – сказал Кирин, – это я должен извиниться за то, что сорвался.

– Я рада. Хочешь присоединиться к нам снова?

– Да, пожалуй.

Она встала со стула и направилась обратно к их столику, но потом вернулась обратно:

– Кирин!

– Да?

– Когда мы были вместе в Загробном Мире, я сказала тебе, что я оскорблена… – Она на мгновение замолчала, с трудом подбирая слова. – Что я оскорблена тем, что Ксалторат предполагала, что между нами будут отношения – еще до того, как ты согласился. Что мой интерес к тебе уже был воспринят как должное.

Кирин чувствовал себя так, будто наелся камней.

– Ох…

– Ты должен знать, что я не отвергну тебя просто назло Ксалторат. Если отношения с тобой меня заинтересуют. – Она поморщилась и подняла палец: – Получилось неправильно. Я хочу сказать вот что: Ксалторат была права. Они меня заинтересовали.

Камни в его животе превратились в бабочек – и это чувство было гораздо приятней. И все же…

– А как насчет Тераэта?

– О, я бы советовала спросить его самого о его влечении к тебе. Это ведь не мое дело. – Уголок ее рта приподнялся.

– Очень смешно, – сказал Кирин.

– Я так и подумала, – улыбнулась Джанель. – Еще одна история. Затем мы прервемся на ужин.

Кирин взял свой бокал и направился обратно. Настала очередь Коуна рассказывать.

Рассказ брата Коуна.

Руины эставы, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Дождь лил как из ведра.

На следующий день дождь прекратился, превратившись в слякотный промозглый снег. Выжившие из Мерейны жались друг к другу, чтобы согреться. Брат Коун был рад тому, что оказался под землей; огромная каменная пещера оберегала людей от непогоды, но все по-прежнему держались