ЛАРА: А вы не задумывались, почему вы производите такое ужасающее впечатление на родителей умерших детей?
ЛУИЗА: А вы не задумывались, что, чтобы говорить подобнее, нужно иметь на это право?
ЛАРА: Я хочу сказать, что не понимаю и не принимаю вашего интереса к смерти. Простите меня, но я предполагаю, что вы окружили себя самоубийцами, чтобы видеть смерть в реале. Это вуайеризм — болезнь такая.
ЕДРИТ-ТВОЮ: Луиза, да пошли ее на три буквы! Забань, и все.
ЛАРА: Вы, конечно, можете меня забанить, можете послать. Но это ничего уже не изменит. Общественное мнение настроено против вас и таких, как вы. Вы несомненно знаете, что на Иннокентия заведено — с подачи родителей погибших детей — уголовное дело. Вы, организаторы сайта и приютов — латентные некрофилы, и для общения с вами у меня есть более серьезное место — суд.
ЛУИЗА: Замечательно! Ждем-с повестки.
ЛАРА: Впрочем, вы, Луиза, вполне можете веселиться. На суде вы будете фигурировать в качестве жертвы, так как, будучи наркозависимой и страдающей от соматических депрессий, не можете отвечать за свои поступки. Но вот Иннокентий — будучи здоровым психически и ведающим, что творит, я очень надеюсь, получит сполна.
ЛУИЗА: Если бы вы действительно были в курсе всех событий, вы бы знали, что я давно не сотрудничаю с отцом Иннокентием. Поскольку не разделяю многие его методы. Отправлять детей в психушку против их воли, пичкать их сильнодействующими лекарствами, на мой взгляд — не выход. Но, тем не менее, продолжать общение с вами я считаю излишним и прошу покинуть форум и никогда больше здесь не появляться.
ЛАРА: Это совпадает с моими желаниями. Поскольку все, что мне нужно, я узнала. Материала для статьи более чем достаточно.
Вбегает Айви, в руке у нее газета.
АЙВИ: Ребята! Пашка ушел. Лег под поезд. Вот, даже в газете об этом написали…
Общее молчание.
ЛАРА: Уже шестой. За три месяца.
ЕДРИТ-ТВОЮ: Подсчитала, тварь?..
БРЮС: Черт!.. Он же мне смс-ку прислал. Последнюю. Написал, что решился, что забрел в глухое безлюдное место, выпил для храбрости. И уже слышен стук колес товарняка… А я ему написал: "Ты что, дурак? Подожди, не делай глупостей! Ты нам нужен!"
НИХИЛЬ: А я ему написал: "Бог любит тебя"…
КРАЙ: А я: 'Прощай. Не бойся!"
АЙВИ: Да. Тут в статье так и написано. Не соврали журналюги: 'Самое последнее послание на его мобильнике звучало так: 'Прощай. Не бойся'.
БРЮС: Он и не испугался…
Общая пауза. Лара, поправив на плече сумочку с диктофоном, выходит.
Из дневника:
'…Мои мысли по пояс в обиде. Не на кого-то конкретно, а на все в целом.
Я выкормыш мира снов, и поэтому мне тесно в реале. Мое тело для меня так же узко, как детское платьице для сороколетней матроны.
…………………………………………
Хочу зимы. Снега — нежного, чистого и пушистого. Он укутывает черную, истомленную осенью землю ласково, как отец простудившуюся дочь.
Почему нельзя приручить собственную боль? Почему радость воспринимается как нечто свое, родное, а тоска — нет? Есть такая практика — научиться любить собственное страдание, породниться с ним. Почему у меня так не получается? Мне кажется, что великая печаль и великая радость ближе друг к другу, чем к спокойствию. Гигантский маятник, на одной стороне которого любой эмоциональный всплеск, а на другой полное равнодушие. И как все-таки научиться принимать все свои ощущения, даже негативные?..
……………………………………………
Мир гложет меня, как щенок кость. Я под его зубами становлюсь все тоньше и глаже. И при этом чувствую себя накрепко привязанной — причем цепочка от моей шеи тянется лишь к его щиколотке…'
Ангина все не отпускала меня. Впрочем, судя по хватке, то была не совсем ангина. Или вовсе не ангина. Хотя мне было абсолютно все равно, какая хворь не дает мне двигаться. Может быть, то было следствием проглоченных таблеток. Или просто организм отказывался работать в почти непрерывном стрессе. Температура, правда, снизилась, но слабость не позволяла выползать за пределы квартиры. И еще я не могла заставить себя есть.
Таисия, стараясь говорить бодро, с жизнелюбским напором, убеждала меня и себя, что за две недели все пройдет. Через две недели я должна была ехать в археологическую экспедицию, уже был куплен билет. Она раскопала в сети отличное место, где нужны были люди. Зарплаты, правда, платить не обещали, но обещали кормить и не слишком изнурять работой. Меня ждала Керчь — море, степь, древнегреческие черепки и монетки, безалаберная толпа археологов, гитара, сухое вино, звезды, новый роман. Меня ждало исцеление и забвение Бэта — как пыталась уверить меня и себя неуемная и наивная Таис.
Я не возражала. Море так море. Море хорошо в любом виде, при любых обстоятельствах. Съезжу и вернусь. Если только хватит сил добраться (а еще ведь нужно будет и копать?..).
Бэт позвонил мне на пятый день после своего неудавшегося 'дабла'.
Ему срочно требовалась жилетка. Выплакаться, нарыдаться. Пожаловаться на очередной пинок судьбы.
Впервые за все время нашего общения я не побежала послушно на его зов, как собачка на свист хозяина или крыска — по лабиринту, к вожделенному кусочку еды. Не из каких-то высоких соображений — не могла физически. Что и объяснила ему, спокойно и честно, по телефону.
Видимо, жилетка требовалась позарез. И Эстер для этой роли почему-то не подходила. И гора пришла к Магомету.
Таисия была на дежурстве. Он курил — прямо в комнате, не выходя на лестницу. Меня же от сигарет тошнило, даже от любимых. Я старалась не смотреть на него — выглядел он ужасно. Слой тонального крема и яркие тени на веках не маскировали, но подчеркивали произошедшие с лицом изменения. Я не видела его со времен ночного визита и вызова 'Скорой', и выступавшая вперед нижняя челюсть была мне внове. Но страшнее всего был мертвенный, с прозеленью, цвет кожи. Тональник, наложенный крупными неряшливыми мазками, не мог его скрыть полностью. И — погасшие глаза.
Но все разрушения, нанесенные травмой, врачами, горем, я отметила почти бесстрастно. Даже если бы лицо его было сплошь покрыто ожогами или язвами, даже если б он вовсе лишился лица, для меня это не изменило бы ничего.
Он начал с того, что долго и ожесточенно материл Синего Змея. Таких ругательств я не слышала даже от Энгри. По его словам, 'Синий Гад' раздобыл где-то московский телефон Айви и сообщил ее предкам, что дочка готовится совершить 'дабл' вместе со своим питерским бой-френдом. Больше того, откуда-то он разнюхал адрес съемной квартиры Эстер. Папа примчался на самолете, утром, когда Эстер была на работе. Под угрозой вызова милиции и взлома дверей вошел в квартиру и силой увез ненаглядную доченьку в Москву.
