Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

— Не надо было ей так поступать, — сказал Халл.

— Да, — согласилась Серен, — не надо было. Я все еще не поняла, что же случилось. Это же просто слова. Разве нет?

— Она не пригласила их в гости, Серен, она благословила их приход.

Аквитор взглянула на нереков и нахмурилась, увидев их нервозность и замкнутость. — О чем они галдят?

— Старый говор — в нем есть слова торговцев, понятные мне, но еще больше слов непонятных.

— Не думала, что у нереков два языка.

— Имя их племени упоминается в анналах Первой Высадки, — отвечал Халл. — Они были аборигенами, и территории их простирались далеко на юг. Нереки стояли на берегу, созерцая первые корабли. Нереки приветствовали первых летерийцев, ступивших на континент. Нереки торговали с ними, учили колонизаторов, как выжить в этих землях, дарили им лекарства против лихорадок. Они здесь давно, очень давно. Два языка? Удивляюсь, что не тысяча.

— Отлично, — сказала, чуть помедлив, Серен, — они хотя бы снова оживились. Поедят, начнут выполнять приказы Бурака…

— Да. Но я чувствую, что их объял новый страх — влекущий не паралич воли, а тревожные думы. Кажется, они сами не понимают все значение благословения.

— Эта земля никогда не принадлежала им?

— Не знаю. Эдур, конечно, заявляют, что жили здесь всегда, со времен первого отступления льдов.

— О да, я и забыла. Их странные мифы о сотворении. Ящерицы, драконы и лед, преданный король — бог.

Она оглянулась и заметила, что Халл уставился на нее.

— Что такое?

— Откуда ты знаешь такое? Прошли годы, прежде чем Бинадас Сенгар открыл мне эти сведения, и это был щедрый дар, сопроводивший наше единение.

Серен моргнула. — Я слышала… как-то. Насколько помню. — Пожала плечами, стерла дождевую влагу с лица. — У всех есть мифы творения. Обычно чепуховые. Или подлинные воспоминания, но спутанные и пронизанные магией и чудесами.

— Удивительное вольнодумство, аквитор.

— Так во что верят нереки?

— Что были рождены одной женщиной, множество поколений назад. Она была похитительницей огня и странствовала сквозь время, ища то, что могло ответить на снедавшую ее нужду, хотя никогда не могла определить, что же это за нужда. Однажды она приняла в себя святое семя и родила дитя, девочку. Внешне это дитя ничем не отличалось от матери, ибо святость ее была сокрыта и остается сокрытой до сего дня. Как и сила нереков, потомков той девочки.

— И на этом нереки основали свою сугубую патриархальность.

— Может быть, — заключил Халл. — Хотя именно женская линия наследования считается у их самой чистой.

— А было имя у матери этой матери?

— Ага, ты заметила странное смешение этих персонажей, словно это роли, а не личности. Дева, мать и бабка, движение сквозь время…

— Это облегчает жизнь, состоящую из тяжкого труда. Мудрость, процветшая в куче дерьма…

Он метнул ей резкий взгляд. — Во всяком случае, она известна под схожими именами, что также намекает на вариации историй об одной личности. Эрес, Н'ерес, Эрес'ал.

— Это лежит в сердцевине нерекского культа предков?

— Лежало, Серен Педак. Не забывай, их культура уничтожена.

— Культуры могут умирать, Халл Беддикт, но народы живут и несут в себе семя возрождения…

— Заблуждение, Серен Педак. Из этого семени может родиться лишь что-то кривое, слабое, насмешка на самое себя.

— Даже камни меняются. Ничто не может устоять…

— Кроме нас. Разве нет? О, мы толкуем о прогрессе, но реально желаем вечного повторения настоящего. Со всеми его бесконечными излишествами, ненасытными аппетитами. Всегда одни и те же правила. Одна игра.

Серен Педак дернула плечом: — Мы обсуждали нереков. Благородная женщина из племени Хирот благословила их…

— Прежде, чем нам высказали хотя бы формальное приветствие.

Она вздернула брови. — Думаешь, это еще одно завуалированное оскорбление? Интрига самого Ханнана Мосага? Халл, похоже, тебя победило собственное воображение.

— Думай что хочешь.

Она отвернулась. — Пойду прогуляюсь.

Уруфь перехватила Майен на мосту. Произошедший разговор оказался коротким и лишенным напряжения, по крайней мере насколько Удинаас мог понять со своей позиции у Длинного Дома. Пернатая Ведьма следовала за хозяйкой и сейчас стояла в пяти шагах от эдурских женщин, следовательно, вполне могла слышать их слова. Уруфь и Майен пошли к дому. Эскорт рабов следовал за ними.

Услышав тихий смех, Удинаас застыл, скрючился на скамейке. — Тише, Тлен! — прошипел он.

— Есть королевства, дорогой раб, — прошелестел дух, — где воспоминания принимают форму забвения, делая из давно прошедших веков мир, ничуть не менее реальный, чем вот этот. Таким образом побеждается время. Отвергается смерть. Иногда, Удинаас Должник, эти миры приближаются. Очень близко.

— Прекрати, прошу. Мне не нужны твои дурацкие загадки….

— Ты видишь то, что вижу я? Сейчас? Могу ли я послать завесу Тени, чтобы она скользнула по твоим глазам и открыла незримые прошлые времена?

— Не сейчас…

— Поздно.

Перед очами раба развернулись слои, тонкие как паутина; казалось, селение ушло назад, замерцало и потеряло цвет под атакой теней. Удинаас с трудом сосредоточился. Поляна пропала, сменившись высоченными деревьями, подстилкой из смятых мхов, падающей стеной ливня. Море значительно приблизилось; серые волны яростно бились о скалистый, черный берег, пена взлетала к небу.

Удинаас отскочил от гневных волн — и они сразу померкли. Перед взором раба развернулась другая сцена. Море отошло к западному окоему, оставив ямы, канавы и рваные скалы. Холодный воздух вонял гнилью.

Мимо Удинааса скользнули фигуры в мехах (или собственных толстых шкурах?), взлохмаченные, пестро — коричневые и черные. Они были на удивление высокими, тела сложены непропорционально — широкие плечи и маленькие головы с выступающими челюстями. Одно существо имело на бедрах тростниковый пояс, к которому были прикреплены мертвые выдры, другие несли мотки свитых из водорослей веревок.

Все они молчали, однако Удинаас ощутил их страх. Они вдруг уставились в небо, в направлении севера.

Раб покосился и увидел причину их ужаса.

Гора черного камня, висевшая в воздухе над низкими, покрытыми битым льдом склонами. Она придвигалась, и Удинаас почувствовал исходящую от громадины невозможно злобную магию — как почуяли ее и эти высокие волосатые существа.

Еще миг — и они бросились в бегство. Пронеслись мимо — и сцена снова изменилась.