Ознакомительная версия.
— Он испуган, — ответил Уортроп.
— Еще бы!
— Ты ошибаешься насчет моего отца, и сам это знаешь.
— Почему, Пеллинор? Потому что я не могу доказать, что ошибаешься ты?
— Даже если не принимать во внимание его характер и забыть на секунду о том, каким он был человеком, твоя теория все равно не более убедительна, чем моя. Как бы он мог скрывать их столько времени? Или поддерживать их страшный рацион питания? Даже сделав в угоду тебе из ряда вон выходящее предположение, что Алистер был способен на такую вопиющую бесчеловечность, где он находил жертвы? Как он мог на протяжении двадцати лет, не будучи пойманным и даже не вызвав подозрения, скармливать им людей?
— Ты преувеличиваешь ценность человеческой жизни, Пеллинор. И всегда преувеличивал. Вдоль всего восточного побережья тянутся города, полные человеческого «мусора», прибитого из европейских трущоб. Таких набрать и заманить сюда обещаниями работы и других благ — не гераклов труд. А если не получится, просто натаскать из гетто с помощью людей, не страдающих твоим романтическим идеализмом. Поверь мне, мир полон таких людей! Конечно, я не исключаю той мысли, что он пытался адаптировать своих питомцев к более низким формам жизни — особенно принимая во внимание то, что это и было его целью, с твоей точки зрения. И даже возможно, что они привыкли есть куриц. Возможно, но верится с трудом.
Уортроп покачал головой:
— Ты меня не убедил.
— Да я и не старался. Мне просто любопытно. Почему ты сопротивляешься объяснению, значительно более правдоподобному, чем твое собственное? Правда, Пеллинор, ты что, действительно веришь, что они случайно мигрировали сюда, прямо к тебе под нос? В глубине души ты знаешь правду, но отказываешься принять ее. Почему? Потому что не можешь думать о нем плохо? Кем он был для тебя? И что важнее, кем ты был для него? Ты защищаешь человека, который с трудом сносил твое существование.
Мальчишеское лицо Кернса озарилось улыбкой:
— Ага! Я попал в точку? Ты до сих пор стараешься быть достойным его любви — даже сейчас, когда он не может дать ее тебе? И ты еще называешь себя ученым! Ты лицемер, Пеллинор. Глупый, сентиментальный лицемер. Слишком чувствительный — себе во вред. Мне всегда было интересно, зачем ты стал монстрологом? Ты достойный человек с приятными чертами, а монстрология — дело темное и грязное, так что ж ты сюда полез? Неужели из-за него? Чтобы угодить ему? Чтобы он, наконец, заметил тебя?
— Ни слова больше, Кернс!
Доктор был так ранен этими колкостями, бьющими прямо в цель с хирургической безошибочностью, что я думал, он снова ударит Кернса, но уже не рукой, а кочергой от камина.
— Я не для того тебя пригласил.
— Ты пригласил меня убить дракона. Я этим и занимаюсь.
Я тихонько выскользнул из комнаты. Смотреть на все это было больно, и даже сейчас, спустя годы, больно вспоминать. Пока я поднимался вверх по лестнице, я вспомнил слова Доктора, сказанные на кухне над тарелкой с супом: «Не питай никаких иллюзий: ты — всего лишь ассистент, волею судеб оказавшийся рядом со мной, не больше». Почему-то эти слова врезались мне в память. Теперь я понимал почему.
Я остановился у двери Малакки и заглянул внутрь. Он не шевельнулся с тех пор, как я его оставил. Я с минуту посмотрел, как он спит, потом тихонько закрыл дверь и отправился в свою комнатку в надежде тоже урвать пару часиков сна. Не тут-то было. Уже через час я снова был на ногах, потому что услышал, как меня зовут пронзительным и несчастным голосом. Шатаясь спросонок, я решил сперва, что это Доктор, и кинулся вниз, но на втором этаже оказалось, что крик доносится из комнаты Малакки.
По дороге к нему я проходил мимо двери Кернса. Я притормозил, потому что дверь была приоткрыта и луч света падал на пол темного коридора. Я заглянул внутрь и увидел, что Кернс стоит на коленях перед деревянным ящиком. Крышка была снята и лежала на полу позади него. Я заметил, что в ней просверлено несколько отверстий. Кернс потянулся к несессеру, стоящему рядом, и извлек из него похожий на карандаш предмет, тонкий и, как мне показалось, сделанный из стекла. Он дважды щелкнул по нему пальцем, потом склонился над ящиком, загородив все своей спиной. Мне больше не было ничего видно, да я и не хотел. Я быстро пошел в комнату Малакки и закрыл за собой дверь.
Он сидел в кровати, облокотившись о спинку; его ярко-синие глаза испуганно бегали.
— Я проснулся, а тебя нет, — сказал он обиженно.
— Меня позвали, и мне пришлось уйти.
— Сколько сейчас времени?
— Не знаю. Очень поздно.
— Мне снился сон, и меня разбудил громкий звук. Я чуть не выпрыгнул в окно.
— Комната на втором этаже, — напомнил я, — ты мог сломать ногу.
— Что это был за шум?
Я помотал головой:
— Не знаю. Я ничего не слышал. Может, доктор Кернс?
— Кто такой доктор Кернс?
— Он… — По правде говоря, я не знал, кто он такой. — Он приехал, чтобы помочь.
— Еще один охотник на монстров?
Я кивнул.
— Когда они планируют начать охоту? — спросил он.
— Завтра.
Он помолчал.
— Я пойду вместе с ними, — сказал он.
— Тебе могут не разрешить.
— Мне все равно. Я пойду.
Я снова кивнул. Боюсь, я тоже пойду.
— Это была Элизабет, — сказал он. — В моем сне. Мы были в каком-то темном месте, и я ее искал. Она звала меня, снова и снова, а я не мог ее найти. Искал — и не мог найти.
— Она сейчас в лучшем мире, Малакки, — сказал я.
— Я хочу верить в это, Уилл.
— И мои родители тоже. Придет день — и мы встретимся снова.
— Но почему ты веришь в это? Почему мы верим в такие вещи? Потому что хотим верить?
— Я не знаю, — честно ответил я. — Я верю, потому что не могу иначе.
Я вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Развернувшись, чтобы идти к себе в комнату, я чуть не врезался в Кернса, который стоял прямо за дверью. Вздрогнув, я отпрянул назад. Кернс улыбнулся.
— Уилл Генри, — сказал он тихо, — а кто там, в комнате?
— В какой комнате, сэр?
— В той, из которой ты только что вышел.
— Его зовут Малакки, сэр. Он… это его семью…
— А, мальчик Стиннетов. Сперва он берет тебя под свое крылышко, теперь еще одного. Пеллинор становится филантропом.
— Да, сэр. Пожалуй, сэр.
Я отвел взгляд, чтобы не смотреть в его дымчатые глаза, и вспомнил слова Доктора: «Держись подальше от доктора Джона Кернса, Уилл Генри!»
— Генри, — сказал Кернс. — Теперь я вспомнил, почему это имя знакомо мне. Думаю, я знал твоего отца, Уилл, и ты прав: его звали Джеймс, а не Бенджамин.
— Вы знали моего отца?
Ознакомительная версия.
