Ознакомительная версия.
Серёжкины люди были наряжены под стать атаману, но и лицом, и телом казались поплоше разинцев – зимовка на море никого не красит.
Разницы угостили товарищей пивом, погуторили обо всём и дружно решили поворачивать в сторону Дербента. Прежде этот город никто не тревожил, значит, обыватель жирком оброс и подошло время проверить дербентские подвалы, благо что людей стало довольно, да и моряна силу набирает – за день шустрые кораблики смогут прибежать в дербентский присуд.
Вновь замаячили перед Семёном притопленные дербентские башни, но на этот раз вместо рогатки на шее была пищаль в руках и сабля на поясе. Тогда Сёмка был говорящим товаром, а ныне собирался выйти на базар набольшим хозяином.
В городе вовремя заметили полосатые паруса. Когда корабли пристали к берегу, их встретили запертые ворота и охрана на стенах. Медные пушки Нарынкалы гамкнули в сторону незваных гостей, и хотя никого не побили, но заставили призадуматься. Призадумавшись, казаки решили дуром на стены не лезть и, пограбивши окрестные посады, вернулись на лодки.
Семён в этих делах замешан не был, у него нашлись свои заботы – поважнее. С небольшим отрядом, отгонявшим для воинского пропитания овечьи стада, Семён поднялся недалеко в горы, где обреталось знакомое имение обнищавшего Фархада сына Нариманова.
За прошедшие годы хозяйский дом, казавшийся когда-то бог весть какой хороминой, похилился и впал в ничтожество. Краска на стенах облезла, сад задичал. Но всё же усадьба стояла на холме, видная отовсюду, и не могла не привлечь опасного внимания рассыпавшихся по округе лихоимцев.
Семёну повезло: зная, куда идти, он оказался возле Фархадова дома прежде всех своих приятелей. Дом казался пустым, ворота плотно замкнуты, но опытный глаз приметил на задворках какое-то шевеление, и, ни минуты не сомневаясь, Семён принялся барабанить в запертые ворота. Ему долго не отпирали, так что Семён уже собрался сигать через ограду, но тут на дорожке послышались шаркающие шаги, засов с грохотом упал, и перед Семёном предстал Фархад Нариман-оглы.
Не ожидай Семён увидеть старого хозяина, ни за что не признал бы его. За двадцать с лишним лет Фархад не просто состарился. От прежнего сала-узденя не осталось, почитай что, ничего. Лицо сморщилось и посерело, остатки волос клочьями ваты пушились за ушами, некогда дородная фигура усохла. Бывший господин более всего напоминал привратника в собственной усадьбе. И тем не менее природная гордость не покинула старика. Выпрямившись, сколь позволяли годы, он смотрел поверх головы явившегося разбойника, хотя не мог не понимать, что тот единым щелчком способен прекратить течение его жизни.
– Что нужно тебе на моей земле и в моём доме? – гневно потребовал старик.
– Напомни мне, хозяин, что говорил мудрейший Газали о ненужной жестокости.
– Не мучайте тварей Аллаха... – растерянно произнёс уздень, опуская полуослепший взор на лицо страшного гостя.
– Здравствуй, Фархад-ага, – улыбнулся Семён. – Я тоже не забыл этих слов и пришёл с миром. Не узнаёшь?
Семён проговорил с Фархадом-агой дотемна. Узнал историю узденева разоренья и возвышения Васаят-паши. Играя желваками на сжатых челюстях, выслушал, как забирали из дома невольницу Динару. От знакомых купцов старый Фархад знал даже, что его любимица была вскоре перепродана и сгинула где-то в Кундузе. Семён слушал, кивал, морщился, обкусывая усы.
Лишь единожды мирная беседа была грубо прервана. На улице раздался шум, какие-то крики и дружное баранье меканье. В комнаты без стука влетел парнишка в мохнатой шапке и знакомым пастушьим посохом в руках.
– Хозяин! – закричал он. – Разбойники овец переняли, на корабли уводят!
Фархад-ага лишь усмехнулся безнадёжно, но Семён резво вскочил и через резную калитку пустился на улицу. Четверо казаков, нещадно ругаясь, гнали к берегу небольшую отару. Сразу было видно, как изрядно поубавилось у Фархада скота. По счастью, среди грабителей оказалось двое знакомых: попище Иванище, так и не сменивший подрясника на более подходящую к промыслу одежду, и лютый поповский недруг колдун Орефа. К ним и устремился Семён.
– Мужики! – крикнул он. – Не замай! Это моего приятеля овцы, не забирайте последнее. Фархадка хоть и бусурманин, а человек душевный.
– Не суйся под горячую руку! – предупредил Орефа, замахиваясь древком пики не то на Семёна, не то на слишком шуструю овцу, вздумавшую ломануться в распахнутые ворота.
Но зато Иванище сразу принял Семёнову сторону.
– Остынь! – осадил он поделыцика. – Грех одно-конечно человека зорить. Что тебе, других стад мало? Загоняй скотину во двор!
Орефа нещадно матерился под дружный гогот двух незнакомых Семёну казаков, а Семён и попище Иванище тем временем загнали отару в огороженный садик, где ей вовсе не место было, и затворили ворота. На прощание поп широким знамением благословил выползшего наружу Фархада и получил взамен благословение во имя Аллаха.
Семён задержался у Фархада дотемна, когда было уже опасно уходить, поскольку, дождавшись темноты, обиженные бусурмане могли взяться за ножи и показать беспечным налётчикам, кто на самом деле хозяин в этих местах. Перед уходом Семён оставил бывшему хозяину свою шапку и велел:
– Если снова появятся недобрые люди, покажешь шапку и скажешь, что ты мой кунак. А я предупрежу на стругах, чтобы к тебе в дом не вламывались.
– Эх, Шамон, – вздохнул бывший хозяин. – Видно, не слишком уютно жилось тебе в христианском отечестве, что ступил ты на этот путь.
– Разбойников везде хватает, – не то согласился, не то возразил Семён.
И уже совсем уходя, оглянулся на обнищавшую усадьбу, и вдруг почудилось, что сейчае из женской половины дома выбежит конопатая Дунька, звонко крикнет что-то... Почему-то Дунька представлялась по-прежнему пятнадцатилетней, какой была когда-то, полжизни назад.
Семён не смог сдержать вздоха. Вот она, жизнь... Хотел как лучше, а не принёс девке ничего, кроме беды. Теперь он вдовый, и тоже через своё бессердечие, а появись здесь Дуняша, что тогда? Ведь знал, куда едет, а Анюте обещал вернуться. Не помнилось тогда о нечаянной мусульманской жене. Мечтая о Дербенте, думал про месть, а о хороших людях, которых, даже будучи рабом, встречал немало, – запамятовал.
* * *
Разграбивши Дербентский присуд, Разин повернул на Ширван. До столицы Ширван-шаха города Шемахи было не достать, город оказался хорошо укреплён и удалён от берега. Зато тем горше пришлось прибрежному торговому городишке Баке. Стремительным налётом город был разорён напрочь. На струги стаскивали отнятые пожитки богатых горожан, купеческие товары, волокли пленных татар. Свой первый выход Семён вместе с полусотней товарищей провёл в невольничьи ряды, откуда привёл целую толпу народа. Всех, кто был выставлен на продажу, казаки освободили, посбивав цепи, колодки и ошейники. Пленные русичи немедля хлынули на ватажные корабли, понимая, что только там можно быть в безопасности. Туда же приволокли и похватанных купчин, требуя за них выкупа золотом и русскими рабами. Обрадованная татарская голытьба, как уже и на Волге бывало, и не думала давать отпора пришельцам, а кинулась грабить своих богатеев. Ещё целую неделю после ухода казаков город горел.
Ознакомительная версия.
