Может, суть кроется в том, что у Плюющихся есть тело и нет души?
Я думаю.
Это трудно и болезненно — за века богадельни я отвык думать.
Меня тоже можно… но не так! В лучшем случае: свинтить яблоко рукояти, аккуратно снять накладки, заменить крестовину (последнее неприятно, но если потерпеть…), но при этом я всегда останусь самим собой, прежним, двуручным эспадоном; основа моей личности и стержень моего тела — кованый клинок — не подлежит расчленению! Может, в этом суть? Может, Плюющиеся не чувствуют боли, никогда, ни при каких обстоятельствах?! Я морщусь в замешательстве, и лунное молоко рябью бежит по мне: что ж это за существа, которым не бывает больно? Которых можно превратить в мертвую груду металла и через миг или через час возродить заново?!
А рысак продолжает разглядывать каждый сегмент тела Плюющегося, после чего ловко приставляет одно к другому, тихо клацает сочленениями — и вот у него в руках прежняя тварь, готовая в любую минуту укусить без размышления.
Или я предвзят?.. Просто не в силах понять, догадаться, сложить сегмент к сегменту…
Возможно.
Только мне поздно меняться.
Кизиловая кора приятно холодит мое изъязвленное тело, и глухая, старческая дремота охватывает старика, которого когда-то звали Гвенилем.
Помню… было…
Глава семнадцатая
«Горный орел»
На сцену, времен — полномочный посол,
выходит секундная стрелка часов.
Проклятый мектеб! Приют для психов! Какой придурок уговорил меня отдать сюда дочку, мою любимую, мою единственную Сунджан, утешение моих очей, усладу отцовского сердца?.. Ну и что, что это была моя идея?! Откуда ж я знал?! Тут и самому с катушек съехать недолго, в такой-то компании! Если, конечно, не передохнем раньше, как тараканы, от жары, голода и большого ума. Натурально, «Звездный час»! Все звезднее и звезднее… и час от часу не легче. Вдобавок сигары кончились. Одна вот осталась. Огрызок, не сигара. И воняет похабно. Девка еще эта шизанутая, надим припадочный… Зря ему хайль-баши яйца тогда не оторвал, еще в зале! Я б на его месте оторвал, побрил у надима на глазах, поджарил в оливковом масле да еще бы съесть заставил!.. Или сам бы лучше съел.
Жрать хочется — сил нет!
Большой Равиль был не просто зол — злиться ему в этой жизни случалось, выпадала такая карта, хотя и нечасто. Однако злость шейха всегда находила выход: кому-то вправляли мозги, кого-то увозили на кладбище, и ар-Рави снова обретал привычное чувство душевного равновесия.
Зар-раза, он даже не мог припомнить ни одного случая из жизни, когда бы у него кончились сигары!
А сейчас шейх «Аламута» был растерян. Колоннами свергаемого храма рушились незыблемые ценности и ориентиры: сила, власть, связи… Рушился привычный мир, где не отводилось места призрачным стенам, безумным астрологам-звездочетам, запредельным видениям, девочкам, на которых держится Мироздание, и потусторонним силам, которые нельзя запугать, подкупить или просто стереть в порошок!
Хотя нет — отводилось, отводилось им, родимым, место, еще как отводилось!..
Психи должны сидеть в дурдоме! А заряженный пистолет обязан стрелять, когда ты нажимаешь на спуск! И жизнью должны заправлять уважаемые люди вроде него, Равиля ар-Рави, ну в крайнем случае вместе с мушерифскими начальниками типа хайль-баши Али-бея (хищники всегда договорятся между собой, а если и погрызутся, так на то они и хищники!) — но уж никак не имеет права вставать на дороге заправил Иблисова дюжина горе-астрологов!
С нашего неба никто звезд не хватает! Вернее, не должен хватать… А еще вернее — не хватал.
Раньше.
«Вот и доуправлялись, господа хищнички! — горько усмехнулся шейх в бороду. — Доумничались, прозевали, прохлопали ушами! Поди теперь найди общий язык с пеленой тумана и взбесившимися часами — извините, уважаемые, сколько динаров хотите за услуги? Ах, вы динарами не берете, вам иное подавай… Что? Души оптом и в розницу, человеческие жертвы на разлив, вшивую подачку милосердия или другой какой хреноменечки?
Чего изволите?»
Впрочем, умный человек должен находить выход из любой ситуации. Даже из такой бредовой, как эта, где сверху метровыми буквами сияет надпись: «Выхода нет».
Кому нет, а кому и сыщется в углу неприметная дверца, затянутая паутиной…
Большой Равиль считал себя умным человеком — и с определенной точки зрения он был прав.
Правила игры изменились? Козырь бьется безмастной шушерой, выпавшая на грани костей-кубиков шестерка стоит в шесть раз меньше единицы, и горошина скрывается одновременно под всеми тремя наперстками? Засучим рукава, господа мои, сыграем по новым правилам! Одни люди усиленно спасают мир, другие только и делают, что зарабатывают деньги, — но и те и другие не правы! Почему бы и не облагодетельствовать Человечество, если за это хорошо заплатят?!
Ладно. Что мы имеем с павлина? А имеем мы тот нелицеприятный факт, что павлиний хвост разделился на три примерно равноценных куска: гулямы с администраторшей (раненый гулям-эмир не в счет!), еще один гулям-отступник, хайль-баши и странная девчонка (бабка, аракчи и малышня не в счет!) — и он сам, шейх «Аламута», с верным Альборзом, знахарьком и любвеобильной парочкой хаким — Лейла (плюс дочка, Сунджан, сокровище семьи!). В случае конфликта парочку можно смело сбрасывать со счетов, — зато доктор…
Уж от кого, от кого, а от Кадаля не ожидал! Чтобы курица, несущая золотые яйца, закогтила матерого коршуна, да еще один на один, без подручных?! И тем не менее результат налицо: у знахарька пистолеты стреляют, чего не скажешь про остальных! И при этом знахарек на его, Равиля, стороне! Так что доктор теперь сам — оружие. Не самое лучшее, бывает, что и сбоит, но у других-то и такого нет!
Это, вне сомнений, отрадно.
Как отсюда выбраться — вопрос, конечно, еще тот, не вопрос, а кол в бок, и к нему мы еще вернемся. Грохнуть девчонку, как предлагал этот припадочный надим? Бред! Хотя покажите мне, что здесь не бред? Ладно, если надо будет, грохнем. Пока еще не загибаемся, можно и поковыряться в поисках дверцы за паутиной. Вон двое яйцеголовых в команде — пусть думают!
Убивать кого-либо без крайней необходимости Равиль, надо отдать ему должное, не любил. Тем паче ровесницу собственной дочери, пусть даже и без султана в голове. Шейх был достаточно жесток, чтобы стать тем, кем стал, и продержаться в этом качестве до сегодняшнего дня, но искренне считал, что жестокость должна быть целесообразной.
Или хотя бы рентабельной. Вон шейх Дхритараштра из Хаффской Семьи — собственные родичи отравили беднягу, не дожидаясь, пока бедняга сам накормит их порцией редкой отравы из большого желания полюбоваться предсмертными корчами и поразмышлять над эстетикой смерти.
