– Во, блин! Ни разу не видел спившихся гулей, – хмыкнул Люка. – Эти точно за сто грамм чего хочешь расскажут.
– Расскажем, расскажем! – клятвенно сложили руки гули. – Только дай! Глотнуть дай!
– Все будет! – строго сказал Люка. – Но стакан еще надо отработать. Ну, кто первый начнет рассказ?
– Я!
– Я!
– Я! – перебивая друг друга, зашумела нечистая сила правоверных.
– А что рассказывать-то надо?
– Все, что имеет отношение к этому замку, к его хозяину и управляющему, – сказал Кевин. – Расскажете все честно – этот бурдюк ваш! – тряхнул он своим гонораром.
Гули вожделенно завыли и, перебивая друг друга, начали свой рассказ, не отрывая жадных глаз от бурдюка, с плещущейся внутри кровью правоверных. Они знали, конечно, не все, но и того, что выложили, было больше чем достаточно.
Джафар появился в этих местах сравнительно недавно. Всего пять лет назад и очень быстро (хорошие деньги творят чудеса) отгрохал этот замок. Как только он покончил с первой заботой, некромант начала творить себе помощника. Людям он не доверял. Его дикие эксперименты наконец-то увенчались успехом. В доме Джафара появился управляющий, здоровенный, уродливый детина по имени Козебана. Так назвал свое детище Джафар, когда у него получился первый и пока единственный гомункул. Он на радостях так тогда нажрался, что не мог даже внятно и членораздельно произносить слова. А наутро его новый управляющий сообщил, что хозяин лично накануне назвал его Козебана, что имя ему нравится, и на другое он не согласен. Что сие имя означает, Джафар после той дикой пьянки вспомнить не мог, так как наутро у него полностью отшибло память. Но раз это имя гомункулу понравилось, то так тому и быть!
Управляющий у него получился очень амбициозный, с болезненной манией величия. Научившись, под чутким руководством некроманта, оживлять мертвецов, он вообразил себя великим скульптором, и начал создавать из них таких монстров, что даже Джафар пугался. И не раз ему приходилось применять магию, чтобы вернуть поседевшим волосам естественный черный цвет, когда обнаруживал такое чудище в сортире, драившим очко. Он давно бы прибил своего управляющего за эти шуточки, но это был первый удачный образец, и уничтожить его у Джафара рука просто не поднималась.
Кроме вышеописанных грехов, Козебана, сволочь такая, подворовывал у хозяина кровь правоверных, необходимую тому для каких-то своих, некромантских тайных опытов, и продавал эту кровь гулям. Кровь не всегда была качественная: попадалась кровь и неверных, от которой многие гули начали заворачивать ласты, но все равно продолжали ее пить, несмотря на то, что закуски становилось все меньше и меньше, так как тела правоверных таинственным образом начали исчезать из могил с тех пор, как около кладбища поселился некромант. Короче, популяция гулей Оль-Мансора начала спиваться и вымирать. И вот их осталось только трое! А ведь когда-то около замка Джафара с двенадцати ночи до пяти утра происходили пьяные дебоши и разборки с воплями: «Ты меня уважаешь?». Когда рассказ дошел до этого места, Люка, как всегда, не удержавшись, поделился своими соображениями, что гули наверняка нажрались крови кого-то из северных земель. Короче, паленая кровь их сгубила. Гули с ним согласились и продолжили рассказ. Они поведали, что кутили в те времена не меньше сотни трупоедов! Еще они рассказывали, как Козебана, унаследовавший от Джафара жажду непомерной власти, постоянно издевался над бедными гулями, заставляя их унижаться за кровь. Как заставлял их убирать внутри замка хозяина и, вообще, использовал как дешевую рабочую силу.
– А где вы обычно похмеляетесь? – осторожно спросил Кевин.
– Да с черного хода заходим. Козебана там подает. Знали б вы, как тяжко приходится, если день не задастся, и ничего не добудешь на опохмел! Просто ложись и помирай! Такая ломка начинается. Вот и бедуем. Правоверных по ночам сюда не заманишь, так что ни деньжат срубить не удается, ни кровушки напиться, ни свежатинкой закусить. Страшно подумать, порой с голодухи среди бела дня на людишек охоту устраивать приходится!
Кевин при этих словах нахмурился, но распаленные гули ничего не заметили.
– Держите, – внезапно принял решение юноша и протянул им свой бурдюк.
– Вот спасибочки! – обрадовались трупоеды. – Сейчас мы его на троих уговорим. А то, что закусить нечем, не страшно! Закуска градус крадет! Ну, прощевайте!
Обрадованные гули поспешили удалиться, пока юноша не передумал.
– Слышь, бесятина, созрел у меня один план.
– Какой?
Кевин выдернул из ножен меч.
– Как обычно с гулями-то расправляются?
– Как обычно, – пожал плечами Люка, – голову с плеч и все. Э! А тебе это зачем?
– Не люблю я, когда кровь пьют, да людей едят, – пояснил Кевин. – Живых ли, мертвых ли, не имеет значения. Не нравится мне это.
– Я тоже от каннибализма не в восторге, – кивнул головой бывший бес.
– Вот и славненько. Зырг, охраняй.
Юноша беззвучно исчез в кустах. Отсутствовал недолго. Буквально через пять минут Кевин вернулся обратно с халатами гулей. Возможно, когда-то они были полосатыми, но теперь приобрели стойкий, грязно-серый цвет.
– Больше они на правоверных охотиться не будут. На неверных тоже.
– А это зачем? – ткнул Зырг кочергой в вонючие халаты.
– Это наша одежда на сегодняшнюю ночь. Переодевайтесь.
– Но тут их только три, – Люка брезгливо, двумя пальчиками, поднял халат из общей кучи.
– Все правильно, – согласился Кевин. – Мне, тебе и Зыргу.
– А мне? – обиделась Офелия.
– Тебе маскхалата не досталось, – злорадно сказал Люка, напяливая на себя лохмотья гулей.
– Но это ничего. Не отчаивайся, – юноша с трудом удержался, чтобы не щелкнуть разобиженную девицу по кончику носа, который она высунула из-под чачвана, пользуясь тем, что правоверных рядом нет. – У тебя в моем плане роль особая.
– Какая? – радостно подалась вперед девица.
– Ты будешь нашей закусью, – пояснил бывший бес и отпрыгнул в сторону, уворачиваясь от затрещины.
Проинструктированные Кевином, к черному ходу они подошли в полной боевой готовности. Под мышкой Зырга, серый халат которого трещал по всем швам, слабо дергался бяшка, на плече Кевина мешком висела Офелия, старательно притворяясь безжизненным трупом, Люка выступал в авангарде. Переговоры с Козебаной юноша решил доверить самому велеречивому из их компании. Черный ход представлял собой зарешеченное окошко в черной металлической двери, вмурованной в каменную стену с противоположной стороны от парадного входа. Люка начал робко стучать в нее дрожащей рукой. Именно дрожащей! В роль гули он вошел основательно.
