— Даниил Федорович, — тихо окликнул он боярина. — Видишь, два торговых корабля разгружаются? Как я в ворота войду, с ратными людьми на саблю их бери сразу. Только не попортьте. А вы, витязи храбрые, ничего раньше времени не ляпните. Коли ворота перед носом закроют… сами в дураках останетесь.
Галера медленно подваливала к каменному причалу, увешанному деревянными чурбаками. Полуголые и тощие моряки неуклюже пытались забросить канаты на причальные столбы, но получалось плохо. Как это делать, бывшие гребцы видели не раз, но вот опыта у них не имелось. К счастью, помогли местные грузчики. Оставив на время разгрузку торговцев, они приняли канаты и даже подали на борт широкие сходни.
— Добрые ребята, — совсем тихо признал Зверев. — Не зарубите их случайно…
Развернув плечи, он величаво спустился на пирс, брезгливо поддернул подол халата, задевший бочку с неведомым товаром, и направился к крепости. Казаки крались позади и рядом, зачем-то постоянно кланяясь. Видимо, это и насторожило стражу. Прислонившиеся к створкам два янычара выпрямились, подняли щиты, скрестили копья. Один, поправив ятаган за поясом, шагнул навстречу. Вместо левого глаза у него был шрам, одна рука скрючена и заметно суше другой. Андрей обратил внимание и на то, что обоим привратникам было явно за пятьдесят. Пенсионеры…
Однорукий о чем-то гортанно спросил. Андрей презрительно хмыкнул и отстранил его, пошел дальше. Стражник нагнал, опять загородил дорогу. До ворот оставалось десять шагов.
— Бейте их, ребята, — разрешил Зверев и положил руку на рукоять сабли. Но прежде чем он обнажил клинок, привратнику уже вогнали ножи под ребра сразу с двух сторон. Едва успевших опустить копья пенсионеров смяли числом — и первые десятки казаков с радостными воплями ворвались в город.
Князь Сакульский, покачивая саблей, поднялся на башню. Янычар, охранявший знамя, опустил копье, сделал два шага навстречу, сильно припадая на левую ногу.
— Инвалидная команда какая-то, — вздохнул Зверев. — Сдавайся, дурачок.
Осман сделал резкий выпад, метясь в живот. Андрей отвел удар в сторону, крутанулся вдоль древка на полный оборот и, вложив всю инерцию тела в завершающий взмах, легко снес бедолаге голову. Выдернул флаг из щели за зубцом, бросил вниз, на дорогу.
Далеко внизу, у причалов, многие ватажники уже драконили какое-то добро из корабельных трюмов — однако холопы, большая часть казаков и даже раскованные гребцы, раскрашенные свежими следами от плетей, бежали в город.
В Керчи же на улицах появились первые мертвые тела, слышались пока еще редкие женские крики. Отсюда, с башни, отлично различались низкие мазанки, сараи, просторные пыльные дворы. Постройки отстояли друг от друга далеко, словно в деревне. Приличных домов: двухэтажных, с прочными дверьми, ставнями, с крытыми черепицей или хотя бы тесом крышами — было всего ничего, по пальцам пересчитать. Что защищали стены, мощью сравнимые с Китайгородскими, было совершенно непонятно. Хотя и сами-то стены… Ни стражи, ни пушек. Пустые бойницы, осыпавшиеся зубцы, растущие между камнями молодые деревца, не говоря уж о траве.
— М-мда, — сделал вывод князь, неспешно двигаясь вдоль моря к следующей башне. — Кажется, мы зря потратили время.[30]
Но изменить что-либо было уже нельзя. Струги придут сюда только вечером. Значит, ночевать придется здесь. Да еще завтра неизвестно когда удастся отплыть… Оставалось надеяться лишь на то, что из города или окрестностей не помчался сегодня вдоль побережья какой-нибудь гонец, предупреждающий всех о невиданном набеге.
— Князь, князь! — окликнули его снизу веселые казаки. — Смотри, кого мы поймали! Мурза! Настоящий мурза османский! В воротах повесим, пусть знают.
Тощий османский наместник с залитым кровью лицом, босой, в рваной рубахе, но в пышных атласных шароварах, со смотанными за спиной руками походил полудохлым видом на городскую стражу, отправленную за бесполезностью в тихий забытый уголок доживать свой век на государственном иждивении. Однако всем им сильно не повезло.
— Не вешайте, — покачал головой Зверев. — Отдайте боярину Адашеву. Мы его государю отвезем, для отчета.
— Для отчета! — Эта мысль казаков почему-то сильно развеселила, и они поволокли жертву к воротам.
Андрей подумал и отправился следом. На галеру.
До утра трогать победителей князь даже не пытался. Но на рассвете отправил Пахома, Илью и Изольда собирать холопов. Сам пошел искать казачьего атамана. Навстречу ему из города веселые витязи тащили ковры, кошму, посуду, сундуки, еще какое-то барахло.
— Где Саразман? — поймал он за руку одного, другого, третьего. Наконец нашелся казак, видевший атамана в доме наместника, под дальней угловой башней.
— Почему обязательно нужно забиться в самую даль? — выругался себе под нос Зверев. Но пришлось идти.
Двухэтажный каменный дом выглядел так, словно в него попала авиабомба. Насчет окон и дверей князь понять еще мог: возможно, их вышибли, выковыривая запершегося османа, — но как в нем оказалась проломлена крыша, Андрей совершенно не представлял.
Рваное Ухо изволил почивать — зарывшись в подушки, укрывшись персидским ковром, подсунув под голову сразу две чалмы с пышными страусиными перьями. Рядом тихонько хныкала обнаженная девчонка лет четырнадцати. Но никуда не уходила. Хотя, куда ей идти? Уличной толпе в лапы?
— Подъем! — пихнул Зверев казака в бок. — Вставай, ночью надо было отсыпаться!
— А-а? — приоткрыл атаман соловые глаза. — Ой, княже! Любо тебе, княже! Как мы ныне османов…
— Ничего ныне нет! — гаркнул на него князь. — Вставай, отплываем!
— Куда? Зачем? Весь город наш!
— Ты города пришел грабить — или полон православный освобождать, за веру драться?! — присев рядом, сжал его щеки пальцами Зверев. — Вставай, собирай ватаги. Мы отплываем. Всех освобожденных и добычу в два струга уместить, да пусть пара казаков на Дон их отгонит. Все, что не поместится — бросить! Понятно?
— Да как же, княже?! — встрепенулся атаман. — Как бросить?
— Быстро бросить! — повысил голос Зверев. — Людей с уходящих стругов на захваченные торговые корабли пересадить, на каждой лодке только по два гребца оставить! Шевелись!
— Ты это, княже, не забывай, — выпрямился атаман Рваное Ухо. — Мы тебе не холопы. Ты тут нами не помыкай.
— В полдень с холопами отплываю, — отрезал Зверев. — Кто не успеет — выбирайтесь, как хотите.
— Ты погоди, не горячись, — моментально сменил тон Саразман. — Казаков, их же собрать еще надобно. Да посадить! Не горячись, княже. Мы же душой к тебе! Люб ты нам! До конца пойдем, как крест поцеловали!
