Оставалось мелочь — узнать имя злоумышленника. Но Андрет пока что понятия не имел, как к этому подступиться. Он до сих пор не знал, за что напали на Нея, а следовательно, не знал, кому он помешал. Ясно было одно — человек, который додумался до острова и ведьминой муки был не дурак и не порол горячку. Значит, дело, из-за которого он пошел на преступление, было по-настоящему серьезным. Что же такого по-настоящему серьезного мог знать Ней? У него, к великому сожалению, не спросишь. Надо думать.
— Милый, так ты не смог бы завтра зайти к госпоже Ксанте и пригласить ее к нам на ужин? — осторожно напомнила Кэми мужу.
С женой лучше не спорить, и с утра Андрет отправился в «Болтливую рыбу». Оказалось, что зашел он на редкость удачно — Крисси, убиравшая внизу, сказала, что Ксанта провожала домой Элару, только что вернулась и сразу поднялась к себе — спать. Андрету того и надо было — ему не хотелось говорить с Ксантой до того, как он повидает Келада и прояснит свои подозрения. Так что он снова нацарапал для Ксанты записку, в которой торжественно пригласил ее на ужин, пообещал зайти еще раз чуть попозже и, простившись с Крисси, зашагал дальше — к дому Келада.
Дом стоял в бухте за Храмовым мысом, почти что у самой воды. Из всего семейства Келад первый поселился здесь, прежде дом находился повыше на пригорке, за Зелеными воротами, там, где теперь оставались только заброшенный сад и старый амбар. В городке рассказывали, будто молодой жене Келада ужас как понравилось озеро, она хотела любоваться на него целыми днями и в угоду ей Келад велел перевести родительский дом на его теперешнее место. Да только зря он послушался женщину — глупышка скоро заболела от сырости, стала кашлять и померла. На Деле, как обычно, все было и так и не так. Келад действительно перевез Дом, но не повинуясь жениной прихоти, а по своей воле — чтобы быть поближе к лодкам и самому следить за разгрузкой и чисткой рыбы на причалах… А супруга его действительно умерла от грудной лихорадки, но совсем недавно, лет пять назад, не больше, до того прожив с Келадом много спокойных и счастливых лет.
Сам дом, огромный двухэтажный с куполком-теремком, в городе называли Домом с Сороками — на его причелинах неизвестный мастер в давние времена вырезал двух танцующих сорок то ли с беличьими, то ли с лисьими хвостами. С чела им навстречу протягивали руки лесные девы — два женских лика, окруженные ореолом волос-лучей и открывающие ладони навстречу входящему. Говорят, супруге Келада эти изображения не нравились, но господин Келад, хоть и не любил ссор в семье, все же не стал перебирать дом по бревнышку. Вместо этого он по лел вырезать на челе, поверх дев любимое присловье своего свекра — жреца из Кларетты: «Ешь то, что свежо, пей то, что чисто, говори то, что истинно». «Попробую», — мысленно пообещал Андрет лесным девам и сорокам, остановившись в воротах, чтобы прочитать присловье.
Но прежде, чем попасть на крыльцо, ему пришлось пересечь большой двор, пройти мимо конюшен, коровника, скотных закутов, амбаров, тележного сарая и бани. Над трубой бани подымался дымок, и как раз сейчас туда подавали воду — один дюжий молодец таскал ее журавлем из колодца посреди двора и лил в деревянный желоб, а еще двое или трое подставляли ведра к другому концу желоба и наполненными уносили их в баню. Андрет был уже у крыльца, как вдруг услышал за спиной резкий окрик: «Эй! Ты что, заснул?!» В первый момент он подумал, что это окликают его, обернулся, но обращались к детине у колодца — тот как раз перестал работать и стоял, уставившись на Андрета. Приглядевшись, Андрет узнал работягу — это был тот самый чужак в кожаных доспехах, которого он видел на пристани. Андрет уже подумал было, что надо подойти, спросить, не встречались ли они раньше, уж больно пристальный взгляд был у того человека, от пустого любопытства так не глядят, но чужак уже вернулся к прерванной работе, и Андрет решил отложить знакомство до лучших времен.
В доме было прохладно, темно и пусто. В сенях, где обычно трудились двое-трое писцов, сейчас не было ни одного человека, только вощеные дощечки остались без дела разбросанными на столе — похоже, без Нея работа встала. Андрет совсем было растерялся, но догадался пойти на кухню. Она была в правом крыле дома и, само собой разумеется, там как раз и сидели перетрудившиеся писцы, изо всех сил мешая работать дюжей стряпухе. Андрет жестоко нарушил их идиллию (хотя и не так жестоко, как ему хотелось бы) и послал одного из писцов испросить у хозяина разрешения на аудиенцию.
Келад пожелал увидеть Андрета, и его проводили на второй этаж — в светелку под самым куполком. Наверное, Келад перебрался сюда после смерти жены и отъезда сыновей в Кларетту. Здесь было два окна и хозяин в самом деле мог наблюдать за тем, что творится на причалах и во дворе. Сейчас он как раз сидел в резном деревянном кресле у окна, выходящего на озеро. Подниматься навстречу гостю он не стал, только повернул голову, и Андрет застыл на месте.
Толком они виделись один-единственный раз — двенадцать лет назад, когда Андрет впервые приехал в Дивно Озерцо собирать показания в деле о «Королевской Айда Ласке». С тех пор повода для встреч у них не было, и Андрет лишь мельком видел Келада на пристани или на тех же осенних праздниках. А в последние полгода они и вовсе не видались — все переговоры с Келадом вел Эркиль. Поэтому только сейчас Андрет понял, что происходит с главным городским благодетелем. Келад страшно исхудал, постарел и осунулся. Его тонкая пергаментная кожа была серо-желтого цвета, вся покрыта какими-то зловещими красными пятнышками. Белки глаз тоже стали темно-желтыми, жилы на лбу и руках набухли, губы отливали синевой, в углах рта угнездились крошечные язвочки. Ясно было, что дух в этом измученном теле удерживает лишь железная воля его хозяина.
Андрет буквально потерял дар речи от неожиданности, и ему пришлось, в свою очередь, собрать всю волю, чтобы оторваться от косяка, сесть напротив Келада и начать задавать вопросы, изо всех сил делая вид, что он ничего не заметил. То, что он увидел, действительно потрясло его — он никогда не испытывал особо теплых чувств к господину Кела-ду, но сейчас, как и три дня назад, когда он разговаривал с Эларой, он мог чувствовать лишь одно — жалость. А ее-то как раз ни в коем случае нельзя было показывать.
Да и в остальном этот разговор удивительно напоминал беседу с Эларой, потому что на все самые хитрые и каверзные вопросы Андрета господин Келад отвечал: «Нет».
Нет, он не знает, кто мог таить зло на Нея.
Нет, он не доверял Нею никаких опасных тайн.
