— Эй! — позвал из травы под ногами тоненький голосок. — Ты кто?
Оттуда глядели два огромных зеленых глаза. Девчушка притаилась, однако, сидела нимало не боясь, чужого мужчины.
— А ты кто? — улыбнулся кот.
— Малинка.
Саню полоснуло по сердцу. В травке пряталась маленькая дриада. Кроха совсем. Лет, может, четырех. Он присел на корточки и бессознательно протянул к ней руку.
— Меня нельзя обижать, — заявила девочка на всякий случай, но осталась на месте. — Я мамку позову, она тебя наругает.
— За что? Разве я тебя испугал?
— Я никого не боюсь, — заявило нахальное маленькое создание.
— Твоя мамка тоже никого не боится?
— Нет.
— Замечательно.
Губы сами тянулись в улыбку. Саня сел, распрямил натруженные ноги, кинул из-за плеча на колени сумку.
— Что у тебя в мешке? — тут же подлезла к нему дриадка.
— Хлеб. Хочешь хлебушка?
— Давай.
Девочка взяла серую горбушку, испеченную из прошлогодних остатков, понюхала и осторожно надкусила.
— Не здесь пекли, — вдруг заявила она.
— А где? — у Сани глаза полезли на лоб. Дитя проявляло знания не по возрасту.
— За горой и за болотом… там другие люди живут. Мамка не верит, а я знаю!
Должно быть, ребенка не раз пытались в сем разуверить. Она насупилась, ожидая, что недалекий взрослый станет смеяться или ругать.
— Действительно, живут, — согласился Саня.
— Да?! Ты же тоже знаешь?!
— Я там был.
— А мамка ругается, что за болотом никого нет.
— А тятя у тебя есть?
— Нет.
— А сестренка?
— Нет. Мы с мамкой одни живем. Она меня в лесу нашла.
Саня представил кряжистую, справную, немного сварливую крестьянку, которая, наткнувшись в на дриаду, даже не поняла, кого видит. Пожалела ребенка, взяла к себе…
Девчушка поднялась в траве во весь свой невеликий рост, зажала в кулаке, недоеденную горбушку и уже приготовилась рассказывать дальше, когда со стороны ручья донеслось:
— Малинка! Малинка, выходи. Ты зачем спряталась?
Девочка, втянув голову в плечи, оглянулась на зов, но тут же упрямо встряхнула головой. Мамка, должно быть, грозная, — подумал Саня, уверяясь в своих предположениях, насчет сварливой крестьянки.
Женщина увидела их издалека и побежала. Длинная коса рассыпалась и растрепалась. Короткое, до колен, серое платье хлопало подолом на ветру. Она не испугалась чужака. Вернее, испугалась, но только за девочку. В руке мелькнуло лезвие. Саня начал потихоньку подниматься. Когда женщина подбежала, он уже был на ногах.
— Малинка! Иди ко мне! — приказала крестьянка.
— Он мне хлебушка дал, — выставила ручку с горбушкой дриада, оправдываясь.
— Иди сюда!
Девочка нехотя шагнула. Женщина схватила ее и кинула себе за спину. Перед собой она держала короткий охотничий нож, каким свежуют дичь.
Саня перевел взгляд с оружия на его обладательницу. Вот тебе и сварливая черная баба! Перед ним стояла высокая, молодая, разъяренная женщина. Саня не сомневался, она пустит оружие в ход, не задумываясь. И еще что-то… свободной рукой женщина рисовала в воздухе круги, отмахивала их и рисовала новые. Колдовала! Ей, наверное, легко давалась ворожба. Саня видел, как она напряжена, вот-вот свалится или порвется как струна.
Чтобы не доводить до несчастья, он стал пятиться, но не прошел и трех шагов, когда из-за спины воительницы высунулась шкодная мордашка девочки. Ребенок подергал защитницу за подол и изрек:
— Мамка, у тебя, все равно, не получится…
— Молчи!
Саня видел, что силы женщины на исходе.
— Я только дал девочке хлеба, — сказал он примирительно.
— Что вам всем от нас нужно?! — крикнула женщина. — Что мы вам сделали?!
— Мамка, он не человек, — вдруг сказал ребенок и высунулся из-за спины весь.
— А кто?
Нож выпал из руки. Сил хватило только удержать девочку возле себя.
— Не знаю, — отозвалась Малинка. — Он хороший.
Женщина медленно начала валиться, кое-как удержалась, осела на землю. Дриадка обняла ее за шею.
— Что вам всем от нас нужно? — прорвалось сквозь слезы.
Дом оказался полуземлянкой, умело спрятанной среди зелени в ближнем увале. Не зная, фиг найдешь. В лощине стелилось маленькое поле льна. Вечер накатил легкой, прохладной дымкой.
Женщина, спотыкаясь, шла впереди. Ее за руку вела девочка. Саня плелся следом. Лесная колдунья сначала выкинула, а потом доплакала почти все силы. Изредка она поднимала голову от дорожки и пыталась посмотреть себе за плечо. Девочка дергала за руку, заставляя идти. Так они и добрались до жилища.
Внутри оказалось просторно и уютно. Домотканые коврики, походили на те, что лежали дома в Камишере. Ткацкий станок занимал ближний угол. Окна по летнему времени были распахнуты. Саня заметил мутный вставленный вместо стекла пузырь. Задней стеной дому служил плоский, скальный останец. Большая, похожая на наседку, печка помещалась в середине избы. Девочка подвела мамку к широкой лежанке. Та почти сложилась пополам и даже не легла, сползла на лоскутное покрывало. Плечи продолжали вздрагивать. Девочка хотела укрыть ее потеплее, но одеяло оказалось слишком тяжелым. Саня подошел, взял у дриадки кусок мягкой кошмы, расправил и прикрыл женщину.
— Что будем делать? — спросил кот.
— Кушать, — деловито сказала маленькая дриада и полезла в ларь под окном.
Грибы, ягоды, орехи, мучнистые стебли борщевика, которые дома мамка строго-настрого запрещала есть. На стол встала мисочка с остатками рыбы. Саня вынул из сумки каравай, разрезал на ломти. Достал кусок сыра.
— Это что? — спросила девочка.
— Сыр.
— Его едят?
— Попробуй.
— Вкусно, — заключил ребенок. — Он растет на земле?
— Корова дает молоко, из него делают сыр.
Как объяснить тому, кто никогда не видел коровы…
— Я вспомнила! Когда меня мамка только нашла и привела в село, там ходило такое большое с рогами. У него на животе мешок. Из мешка белая водичка течет.
— Ты жила в селе?
— Нет. Мы сразу сюда ушли. Только переночевали и ушли. Дом загорелся, — пояснила девочка, как нечто само собой разумеющееся.
Она съела кусок сыра и опять принялась за хлеб, как за лакомство. От лежанки послышалось шевеление, Малинка сорвалась с места, подбежала к женщине и с ногами залезла, прикрывшись краем одеяла. Женщина обняла ее, притянула к себе.
У Сани комок встал в горле. Жила, значит, в селе колдунья. И так не любили, а тут еще в дом нелюдя притащила. Погнали ее добрые люди, а чтобы дорогу назад забыла, сожгли дом. Они и ушли — в глухомань. И живут. Назло всем указам. Живут, как хотят. Как должно, как понимают себя и свое место.
Сколько народу живет, как того требуют законы, обычаи, обстоятельства? Но не так, как хотят. Потому что жить, как хочется, очень трудно. Все силы надобно вычерпать, до донышка. И только после этого ты — достоин.
Саня взял миску с поздней клубникой, понес к лежанке, протянул женщине:
— Поешь.
Та по одной стала отправлять ягоды в рот.
— То, что сказала Малинка, правда? — подняла глаза женщина.
— Что?
— Ты не человек?
— Я аллари.
— Я видела давно, маленькой еще была… потом их не стало. Вас не стало, — поправилась она.
— Как тебя зовут?
— А тебя?
— Александр. Саня.
— Меня — Снежкой.
Саня прыснул в кулак.
— Почему смеешься?
— У мамки так козу звали… прости, — спохватился он, сообразив, что может обидеть женщину.
— А ты кто? Какой… семьи?
— Кот, — твердо ответил Саня.
— Дай мне хлеба, — попросила женщина. — Наш еще зимой кончился.
— И как вы?
— Трудно.
Она засыпала на глазах. За ее спиной копошилась дриадка: свила теплое гнездо, привались к боку мамки и засопела.
Саня дождался, когда заснули обе, постелил себе другую кошму на пол, растянулся и впервые за много-много времени спокойно уснул.
Он шел в темноте, петлял по лабиринту улиц среди полуразрушенных зданий. Впереди открылся бледный тоннель. Саня миновал его, перелезая через груды битого камня. Проход вылился в площадь с фонтаном посередине. Воды в фонтане не было. Чашу заколотили досками, водрузив сверху конструкцию, похожую одновременно на виселицу и колесо. Пока Саня рассматривал ажурный эшафот, в вышине одна за другой появились три медленные вспышки. Они поднимались из кромешной тьмы, разбухая и наливаясь яростным светом. Все три встали на одну линию и дрогнули, готовые взорваться. Но выше и быстрее взлетела еще одна светящаяся капля, замерла, встав над товарками, и тогда одновременно рванули все четыре. Пространство вокруг озарилось разноцветными огнями. Мелкие, намного меньше первых, светящиеся капли, взлетали, достигали неба и превращались в веселые огни…
