его знает, что там у бати на уме), да припозднившаяся парочка.
Парень с девчонкой Кирилла даже не заметили, они были слишком увлечены друг другом, а вот у Кира при виде этих двоих сердце нехорошо сжалось. У девчонки были русые волосы, слегка в рыжину, и этого оказалось достаточно, чтобы в носу предательски защипало. Кир быстро прошёл мимо них, завернул за угол и по инерции прошагал ещё пару десятков метров, уже никуда не сворачивая. Ноги сами собой вынесли его к центру этажа. Кир чертыхнулся и сплюнул. Сколько было точно времени, он не знал, но наверняка до наступления комендантского часа оставалось всего ничего — не самое удачное время для прогулок. Обычно где-то без пятнадцати девять охрана начинала свой обход по этажу, и если на тех, кто попадался в коридорах жилых отсеков, ещё смотрели сквозь пальцы, то к остальным, кто по какой-то причине отирался в нежилой зоне, привязывались крепко. Кир это просёк уже давно, ещё когда они с пацанами шарились по этажам с наступлением темноты в поисках приключений. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что охранники, сделав положенный круг почёта, запрутся на оставшуюся ночь у себя в каптёрке и будут там дуться в карты или дрыхнуть. Так было раньше, да и сейчас после того, как охранное отделение Башни официально перешло из административного управления в военное ведомство, мало что изменилось. Охранники по-прежнему были ленивы, наглы и нерасторопны, и, несмотря на то что встреча с ними не сулила ничего хорошего, Кир хотя бы знал, чего от них ожидать. От охраны можно было отбрехаться или на худой конец откупиться — Кир не знал ни одного охранника, кто бы брезговал деньгами, — а вот с военными было куда как хуже.
Военные наводнили этажи почти сразу же после карантина, когда пошли изменения во властной верхушке, и им-то было палец в рот не клади. Познакомившись волей случая с ними поближе, Кир навсегда утратил желание ещё раз попасть в руки к этим ребятам и обходил их стороной в любое время суток. По счастью, военные у них на этаже пробыли недолго, не больше месяца. Где-то в цехах случилось ЧП (отец что-то говорил, но Кир в подробности не вдавался), и военных перевели вниз, на производственные уровни. Поговаривали, правда, что после их ухода вооружили охрану, выдали оружие в дополнение к шокерам, но Кир в эту болтовню слабо верил. Так этим вечно сонным идиотам и доверят огнестрел — держи карман шире.
Кир вздохнул и огляделся, пытаясь понять, куда его занесло. Справа тусклые дежурные фонари освещали детскую площадку, темнели кустики пластиковой зелени, да белели скамейки — светло-серые при дневном освещении сейчас они казались неестественно белыми и почему-то пугающими. Дальше шли какие-то магазинчики, свет там давно был погашен, а жалюзи опущены, а сразу за ними сверкала огнями контора коменданта этажа.
— Тьфу, чёрт, — негромко выругался Кир и поспешил убраться отсюда.
Он вернулся в жилые отсеки, опять наткнулся на парочку, кажется, они уже прощались — стояли возле каких-то дверей, и парень всё никак не мог отпустить руку девчонки.
Кирилл посмотрел на них, и мысль о том, какой же он дурак, снова со страшной силой забилась в голове. Он прислонился к стене и достал из кармана фотокарточку Ники. Она не улыбалась, смотрела на него серьёзно и слегка сердито, серые глаза прожигали Кира насквозь. В неясном свете, которые пробивался сквозь неплотно закрытые жалюзи окна в квартире напротив, бледное лицо Ники казалось ещё бледнее и оттого ещё строже.
— Да знаю я, что дурак, — сказал Кир Нике, которая глядела на него с фотографии. — Дурак, идиот и болван!
— Дурак, — подтвердила ему Ника. — И болван, конечно.
«Во я совсем сбрендил, — подумал Кир. — С фотографией уже разговариваю».
Кирилл опять бросил косой взгляд на влюблённых (они всё ещё никак не могли отлипнуть друг от друга), и его охватило звенящее чувство зависти. Чёрт возьми, как же он завидовал — и этой незнакомой парочке, и Марку с Верой, и Сашке Полякову, которого он оставил с Катей двумя этажами выше каких-то пятнадцать минут назад. Кате с Сашкой он завидовал почему-то особенно отчаянно. Как-то у них всё вышло на удивление просто. Сашка, конечно, трусил до дрожи в коленках, а когда Кир забарабанил кулаком в дверь Катиной квартирки, даже посерел лицом и с силой вцепился Киру в другую руку.
Катя долго не открывала. Она жила одна и, наверно, просто заснула — во всяком случае, когда они наконец-то увидели её на пороге, Катино лицо было сонным и немного заплаканным.
— Саша, — растерянно сказала она. — А я забрала твои ключи.
Кирилла Катя как будто не видела. Её широко открытые голубые глаза смотрели только на Сашку. Она разглядывала его так, словно это был не Сашка Поляков, вчерашний трус и карьерист, а какой-то необыкновенный человек, по счастливой случайности возникший в её жизни, такой обычной и ничем непримечательной. Разумеется, Катя была лучше Сашки, чище и выше — и Кир, и сам Сашка прекрасно отдавали себе в этом отчёт, — но как все светлые и добрые люди она совершенно не понимала этого, ошибочно принимая свою доброту и великодушие за что-то совсем незначащее и неважное.
Кир почувствовал себя лишним, и, хотя Катя наконец-то его заметила и даже что-то ему сказала, он все равно поспешил смотаться. Он уже знал, чем там всё закончится, и явно не горел желанием присутствовать при их объяснении. Зачем?
Кирилл ещё раз посмотрел на Никину фотографию, на тонкое лицо, на сердито сдвинутую ниточку бровей, вздохнул и аккуратно убрал карточку в карман. Нужно было идти домой. Всё также медленно переставляя ноги, Кир двинулся в сторону своего жилого отсека, отсюда было идти совсем недалеко, метров двести.
Он уже подходил к родительской квартире, как его кто-то окликнул. Кир обернулся. Из тени на него выступил человек, в бледном свете качнулось вытянутое серое лицо, светлый ёршик волос, оттопыренные уши. Кир узнал Лёху Веселова.
«Этому-то что здесь надо?» — вяло удивился Кирилл и поморщился. С бывшим приятелем общение уже давно сошло на нет. С тех пор, как Веселов стал отираться в компании Татарина, Кир испытывал к нему что-то вроде брезгливости, как, впрочем, и ко всей этой шайке-братии, несмотря на то, что не так давно сам мало чем от них отличался. А, может быть, именно как раз поэтому — он слишком хорошо знал всё это изнутри — тупые разговоры, грязные, пошлые
