А пять ли?
Плевать! Бежать!
Я вскочил с четверенек и рванул к выходившей в переулок калитке. Отдёрнул засов, распахнул, вывалился наружу и со всех ног припустил прочь.
Только бы повернуть за угол! Только бы повернуть!
Там — затеряюсь!
Начали распахиваться ставни, послышались злые голоса, кто-то пронзительно засвистел, а только я домчался до крайнего дома, и раздался шлепок, следом зазвучал перестук быстрых шагов.
Ищейка!
Выскочив на соседнюю улочку, я ещё поднажал, но не успел ни сигануть через ограду, ни забраться на крышу по водосточной трубе. Сзади повеяло опасностью, и какое-то неведомое чутьё подсказало, что псина подобралась для финального прыжка. Уже даже распрямляется, чтобы оторваться от земли и обрушиться на спину, сомкнуть на шее страшенные челюсти.
Рывок в сторону!
В самый последний миг я уклонился, и собака проскочила мимо. Гадина тяжело плюхнулась в грязь, но шустро развернулась и вновь ринулась в атаку. Ухватить её за передние лапы не вышло, тварь шибанула меня в грудь и опрокинула на спину. Я рухнул в лужу, и тотчас в пяди от носа клацнули клыки. Не сумей ухватиться за ошейник и чуть отодвинуть от себя пса — лишился бы половины лица.
Снизу на ошейнике шипов не было, я вцепился в металлические звенья и напрягся, силясь скинуть с себя зверюгу, но та оказалась для этого слишком тяжела. Придавила меня к земле и опять попыталась хватануть за лицо, а после разинула пасть и завыла, подзывая хозяина.
Я вознамерился дотянуться до небесной энергии, чтобы прогнать её через себя и выбросить вовне, а попутно отшвырнуть приказом ищейку, только из этого ничего не вышло. Не ощутил ни тепла, ни стылости, зато предельно чётко различал биение потустороннего в звере. Оно заставляло сиять призрачным светом его глаза и заодно окрашивало белым всё в моей голове, вот и попытался опустошить пса, но и в этом не преуспел. Магия словно сплавилась воедино с плотью, её будто заперли внутри. С утопцем всё случилось само собой, тут — никак.
А время уходит! А руки слабеют!
Вонючая слюна капала на грудь, псина хрипела и вырывалась, пыталась вцепиться зубами в глотку, я елозил спиной по земле, кое-как сдерживал рывки и тянул, тянул, тянул в себя столь близкую и какую-то совсем уж неподатливую магию.
Ну давай же! Давай!
Ночь начала выцветать и делаться бесцветно-белой, стискиваемый моими пальцами ошейник стал обжигающе-горячим, а пёс хоть и не оставил своих попыток вгрызться мне в лицо, теперь не выл, не рычал и не гавкал, а хрипел и даже поскуливал.
Ну же!
Одно из металлических звеньев ошейника поддалось и лопнуло, белый всполох потусторонней энергии качнулся ко мне и тут же свечой ушёл вверх! Голова пса разлетелась алыми брызгами, ошмётками шкуры и обломками костей. Какое-то время я боролся с рвотными позывами, протирал глаза и отплёвывался, затем опомнился, спихнул с себя дохлого пса и поднялся с земли.
Бежать!
Но какое там! Скоротечная схватка выпила едва ли не все силы, вмиг подкосились ноги, и закружилась голова. К счастью, дух растерял при бегстве какие-то крохи энергии, я вобрал их в себя и разогнал по телу, враз ощутил противоестественный прилив бодрости.
Да! Вот так!
Из соседнего переулка вывалились вооружённые палками мужики, я заковылял от них, потом ускорился и под злые окрики перешёл с шага на бег. Припустил прочь.
Быстрее, быстрее, быстрее!
Весь залитый кровью с ног до головы, я нисколько не опасался переполошить местных жителей, я об этом и не думал даже, просто со всех ног нёсся к Широкой, рассчитывая затеряться там в толпе. Мало что знал об ищейках, но понадеялся, что тонкий нюх спасует перед запахами множества людей. Успел промчаться пару кварталов и до мокрых штанов перепугать попавшегося на пути пьянчугу, а потом медвежья болезнь едва не приключилась уже со мной.
Вой!
Меня нагнал протяжный вой вставшего на след пса!
Черти драные! Тут до «Ржавого якоря» рукой подать! А там — люди! Там — не сожрут!
Страх придал сил, открылось второе дыхание. Да ещё над крышами домов начали разлетаться резкие отзвуки, будто кто-то взялся колотить молотком по железному листу. Под крики и свист случайных прохожих я понёсся так, словно следом мчались все демоны разом. Ботинки проскальзывали в грязи, несколько раз лишь чудом удалось сохранить равновесие. Людей на улочке заметно прибавилось, одна из компаний и вовсе вознамерилась меня остановить.
— Шухер! — взвыл я. — Облава!
Колотили по железным листам уже в нескольких местах, и молодчики не стали испытывать судьбу, шарахнулись в подворотню. Я промчался мимо её тёмного зева, добежал до углового дома, повернул, проскочил переулочек и вылетел на Широкую. Впереди — огни и люди, позади — хриплое дыхание ищейки. А у меня лёгкие разрываются и ноги едва шевелятся. Но — поднажал.
Под гогот, свист и крики проскочил «Ржавый якорь», а дальше в голову прилетело надкушенное мочёное яблоко. Какой-то молодчик ринулся наперерез, но в самый последний момент разглядел заливавшую меня кровь и отпрянул в сторону. Другой выпивоха попытался поставить подножку, я шарахнулся от него и угодил в глубокую лужу, поскользнулся и к вящему восторгу зевак со всего маху рухнул в грязную воду. Сразу вскинулся и прохрипел:
— Облава!
Увы, на сей раз мои слова никакого впечатления не произвели.
— Курить меньше надо! — рассмеялся пузатый дядька. — После дурман-травы ещё и не то привидится!
— Стреляли же! — напомнил какой-то пьянчуга.
— Да шутихи это были!
Подвыпившие гуляки начали обступать лужу, и кто-то задал резонный вопрос:
— Эй, малец! Ты чей будешь?
Дело приняло совсем уж паскудный оборот, но тут кто-то рявкнул:
— Ну-ка, заглохли все! Слышите — долбят!
Люди начали поворачиваться к улочке, с которой я выбежал на Широкую, тут-то и появилась ищейка, чьи глаза сияли в ночном мраке куда как ярче пары свечей. Кто-то взвыл от испуга и метнулся в сторону, кто-то катнул навстречу жуткой псине бочонок, дальше в собаку кинули пустой бутылкой и сунули в морду факел. Закрутилась такая кутерьма, что обо мне попросту позабыли. Зверюге тоже стало не до погони, и тут уж я не мешкал ни единого мгновения, вскочил и метнулся к ближайшему переулку.
— Стой! — запоздало крикнули вслед.
Две уличных девки с визгом убрались с дороги, отиравшийся на углу зазывала шагнул навстречу, но я успел увернуться от его протянутой руки, а загородивший дорогу дядька оказался мертвецки пьян, толчок в грудь сбил его с ног.
Бежать!
На первом же перекрёстке я повернул на соседнюю улочку, людей там тоже хватало, поэтому метнулся в проход между домами, а дальше вывернул в узенький тёмный переулок и помчался прочь уже по нему. Лёгкие горели огнём, в боку кололо, ещё и бежать приходилось по щиколотку в грязи, ботинки моментально обросли ею и стали просто-таки неподъёмными.
Но — ушёл! Затерялся на тёмных улочках, прежде чем окончательно всполошилась округа, разминулся с местными босяками и ухарями, выбрался к реке. И вот когда меж домов уже проглянула её беспросветно-чёрная гладь, со спины и повеяло опасностью. Точнее — присутствием потустороннего!
Обернулся, а в переулке — два белых огонька!
Драная ищейка сумела удрать и вновь встала на след!
К этому времени я успел самую малость отдышаться, остаток сил вложил в последний бросок. Стремительным рывком пересёк набережную, вскочил на её ограждение и сиганул в реку!
Впустую клацнули поймавшие лишь воздух челюсти, а миг спустя я врезался в воду и с головой погрузился в неё, дна не достал, вынырнул и заработал руками, но мокрая одежда враз облепила тело и начала сковывать движения, а башмаки своей тяжестью и вовсе потянули на глубину. Пришлось избавляться от них, и даже так я далеко не сразу переборол течение — со стремнины выгреб уже только у Чёрного моста.
На своей стороне ухватился за нависавшую над водой ветку плакучей ивы и, жадно хватая воздух разинутым ртом, отдышался. Затем подтянулся и, едва ли не по колено увязая в иле, выбрался на заболоченный берег.
