Личные охранники Криспина обменялись понимающими взглядами. Гуибиаль нахмурился:
— Зачуял что-то, так он сказал?
Второй из подошедших рядовых, Щульскотер, подтвердил:
— Так он и сказал. Ты не знаешь, что это может означать?
— Это означает, что мы должны смотреть во все стороны и держать глаза широко открытыми, — ответила Илария. — Когда парат Криспин чует беду, это неспроста.
И все четверо, окружив пилота, принялись исполнять приказ. Эйоуюэль улыбнулся.
Когда войско пересекло половину поля перед Домом, один из солдат вдруг вскрикнул и упал на землю. Буквально через мгновение на животах лежали и все остальные, а кто-то из телохранителей толкнул Эйоуюэля — носом в высокую траву. Он повалился, издав недовольный возглас, но улыбка его сделалась еще шире. Вдали послышались новые крики, где-то поблизости зашелестела трава, и раздались два глухих удара, за которыми последовали два негромких стона.
Припав лицом к земле, Эйоуюэль ждал сигнала. Все шло вроде бы по плану, однако он до самого последнего мгновения не мог знать, кто преуспел — его враги или союзники. Его люди были отважны, внезапность играла им на руку, однако гарантии здесь не мог дать никто. Криспина окружали закаленные в битвах ветераны, служба у него была им выгодна, и он мог рассчитывать на верность своего воинства.
Вдали звенели мечи, раздавались вопли раненых и — возможно — умирающих, и Эйоуюэль принялся молиться о том, чтобы смерть миновала его людей. Лучше будет, впрочем, если вообще никто не погибнет, но если кому-то суждено умереть, пусть это будут солдаты Сабиров.
Звуки боя умолкли. Металл больше не ударял по металлу, никто не кричал, не ругался и не проклинал врага. Притихли даже стоны раненых, хотя и не прекратились совсем.
Наконец он услышал оклик:
— Ибадло туоанеат ?
Это была первая строчка рофетианского морского гимна, и в вольном переводе слова эти означали: «Мужи-мореходы, ослабили ль вы объятия брачные?» В данной же ситуации они имели другой, более уместный, смысл и сообщали о том, что заговорщики одолели сторонников Криспина, а сам он взят в плен.
По обеим сторонам от Эйоуюэля раздались облегченные вздохи. Щульскотер выкрикнул:
— Оома, ома, тома, оора.
Это тоже были слова песни, смысла они не имели и лишь задавали ритм гребли. Как было заранее условлено, словами этими заговорщики давали понять, что охранявшие пилота люди Криспина больше не представляют угрозы.
Из высокой травы поднялись лишь тайные сторонники Дома Галвеев. Связанные солдаты Сабиров лежали на земле, Криспин Сабир был закован в железные кандалы с колодкой на шее. Он яростно озирался по сторонам, выкрикивал брань, пытался высвободиться, и взгляд его сулил смерть всем окружавшим его. Заметив подошедшего к нему Эйоуюэля, он оскалился:
— Твою голову я насажу на пику первой. Ты взял мои деньги и нарушил Рофетианскую клятву, обязывающую всех вас соблюдать нейтралитет.
— Я не нарушал ее, — спокойно возразил Эйоуюэль. — Твои деньги я принял, потому что мне сказали, что меня убьют, если я не сделаю этого. А Рофетианский кодекс гласит, что мы связаны клятвой лишь тогда, когда даем ее по собственной воле. Если мы находимся в плену и вынуждены либо поклясться, либо умереть, Тонн разрешает нам спасти свою жизнь. Перед Советом Капитанов я назову себя военнопленным, и меня не только не накажут, но даже не укорят за мои действия.
— Ты никогда не увидишь своих Капитанов. Ты умрешь от моих зубов в твоей глотке.
— Возможно. — Эйоуюэль невозмутимо смотрел на Криспина. — Но ты связан, а я свободен. Так что лучше подумай о своей собственной глотке.
Пожав плечами, он повернулся к своим товарищам:
— Что слышно из дома?
— Пока ничего.
Кивнув, Эйоуюэль снял с себя кинжал и пояс, затем стащил рубаху и сапоги. Оставшись в одних брюках, он сказал:
— Я или скоро вернусь, или умру. И если я погибну, убейте пленника и уходите через главные ворота.
Он направился к главному входу в Дом Галвеев, чувствуя, как колотится в его груди сердце. Легко сказать: я вернусь или умру. Куда сложнее заставить себя идти вперед, зная, что слова эти не пустые и грудь его в любое мгновение может пробить стрела, пущенная из арбалета.
Эйоуюэль поднял руки вверх, ладонями вперед, показывая, что у него нет никакого оружия, нет ничего, кроме суконных брюк на нем и золотого медальона Тонна на шее. Будучи доверенным пилотом Семьи, он знал большую часть Галвейских сигналов и паролей. Он не забыл их, но сейчас все полностью изменилось, и если в Доме Галвеев появились новые пароли и новые охранники, оставалось лишь надеяться на то, что среди них найдется человек, помнящий прежние.
Припав к одной из бойниц возле Дугхалла и Яна, Кейт прислушивалась к звукам стычки, затихавшим на посадочном поле.
— Измена внутри войска Сабиров, — криво усмехаясь, сказал Дугхалл. — Если нам не повезло и победил враг, противник в любом случае уменьшился в числе.
— Скоро мы так или иначе узнаем об этом.
Ян поднялся и взял арбалет на изготовку. Кейт заметила, что он затаил дыхание. Посмотрев на открываемую бойницей узкую полоску поля, Кейт увидела причину его беспокойства. С поднятыми кверху руками к ним направлялся человек, одетый в одни лишь брюки. Зрение Кейт — зрение Карнеи — превосходило возможности Яна… и глаза ее выхватывали из темноты подробности, остававшиеся скрытыми от него. При неярком свете звезд и луны Кейт увидела рофетианские косы, амулет Тонна на шее, старый шрам, белевший на левой стороне груди.
— Опусти оружие, Ян, — сказала она. — Я знаю этого человека.
— То, что ты знаешь этого человека, еще не означает, что он — твой друг, — возразил Дугхалл. — Винсалис…
— Винсалис не знал Эйоуюэля, — оборвала его Кейт. — А я знаю. Если он идет к нам, значит, он остался нашим другом.
— Эйоуюэль. — Дугхалл прикусил губу. — Я готов поверить ему — во всяком случае как парламентеру. А ты не видишь, кто-нибудь идет позади него, целясь ему в спину?
— Нет, — ответила Кейт.
— Я не вижу там вообще никого, — пробормотал Ян. — Кроме того парня, который идет к нам, да и того еле различаю.
Краем глаза Кейт заметила, что он опустил арбалет.
— Твоим глазам не позавидуешь. — И, оторвавшись от бойницы, она спросила: — Ну так что, впускаем его или сами выходим наружу?
— По мне, так пусть стоит перед нами пузом к арбалету… поговорим через амбразуру.
— Я согласен с Яном, — сказал Дугхалл. — Давайте выслушаем то, с чем он пришел, прежде чем принимать решение. Мне кажется, нужно сходить за Алви. Когда он приблизится к нам, она может прочесть намерения и его и солдат, оставшихся на поле.
