Он нарвал на обочине солидный букетик, воровато оглянувшись, – слава тебе, господи, дорога была пустынна, – прополоскал листья в воде канала. Вернулся.
Душегубцы-подельники уже превратили настил в импровизированный дастархан и вовсю пировали. Счастливый Микошка ползал между участниками трапезы, хватаясь то за один кусок съестного, то за другой. “Не дело это”, – по-взрослому рассудительно отметил про себя Серега. После залитой солнцем улицы тьма подвала казалась уж вовсе беспросветной. Жалкое освещение в виде маленького светильника мало чем могло помочь. Совсем не место для маленького ребенка. Да и вообще их странствия не для такого малыша. Цыганское детство какое-то получается, право слово. И весьма опасное для жизни. И оставить ребенка совершенно негде…
Да и нельзя, если припомнить слова лесного хозяина.
Лекарь попытался было слабо воспротивиться, когда Серега принялся облеплять его раны зелеными листьями. Леди Клотильда, тут же оторвавшись от трапезы, внушительным голосом поведала о “весьма великой учености сэра Сериоги, коего мать – предостойнейшая леди, и смерть тому, кто усомнится в сем, – зело искушена была в лечении ран, наносимых и получаемых рыцарями”. И добавила – не след, мол, безродному отказываться от услуг человека благородного, потому как те проистекают от великодушия сердца, кое есть важнее всех знаний… Сокрушенный тяжестью этих доводов, бедняга испуганно затих. Карлик приволок ткань, из которой Серега с некоторым трудом нарвал две длинные полосы и намотал их поверх листьев подорожника. Подволок лекаря поближе к распотрошенной корзине, заставив при этом потесниться Слуди. Сам сел возле леди Клотильды.
Взял кусок хлеба, кусок колбасы и кем-то почищенное вареное яйцо и приступил к подробному пересказу увиденного и услышанного.
Эффект был… потрясающий. Лекарь, позабывший обо всем (и о своей боли тоже, потому что на какое-то время с его лица исчезла печать страдания), задумчиво взял с настила деревянную ложку и укусил ее примерно так же, как дети кусают леденец. Скривился, глянул и задумчиво так зачерпнул этой ложкой… пончик… Челюсти Слуди вдруг замедлили процесс безостановочного жевания, а потом и вовсе застыли. Леди Клотильда поперхнулась самодельным бутербродом и закашлялась, чуть не задохнувшись при этом. Лицо-череп карлика озарилось неподдельным диким весельем. Господи, он улыбался…
– Барона умный! – провозгласил он.
Леди Клотильда, наконец отдышавшись, пробурчала что-то вроде “смердовка беглая… а попался бы ты мне…” и с неожиданной яростью вновь вонзила зубы в бутерброд, явно видя в нем нечто несравнимо более питательное… скажет, руку или ногу барона Квезака. Или нос.
– Интересно… и в самом деле интересно, – медленно сказал лекарь. А он, Серега, и не подозревал, что старинушка может выражаться и простым языком. – За что, сударь, вас так особенно сильно ненавидит барон Квезак? Вся эта лабуда о “могучем и огромном”. Вас не просто убьют, вас раздерут на кусочки – как же, задета мужская гордость простонародья, и есть возможность ее излечить при полном согласии господина… Чувство собственного достоинства у толпы в этом случае становится чрезвычайно тонким, вы уж поверьте… А?
Серега откашлялся и спешно проглотил кусок, который был у него во рту.
– Я тут недавно герцогом стал. Шел мимо, смотрю – титул лежит…
– Перед вами, – негодующе оборвала его Клоти, – нынешний герцог Де Лабри.
У лекаря отвисла челюсть. Как жаль… А он-то надеялся, что хотя бы у лекаря, человека, как ни крути, по местным меркам вполне умного, аристократический титул не вызовет такого, он бы сказал… простонародного трепета. Черт, тут поневоле снобом заделаешься…
После паузы, затраченной на возвращение челюсти в нормальное положение, лекарь отвесил Сереге неловкий полукивок-полупоклон.
– Ваше сиятельство… Я и не знал, что у последнего Де Лабри были потомки… Появились, так сказать, дети…
– Нет, не появились. Эльфийская мандонада.
Клоти вновь яростно вгрызлась, но теперь уже в вареное яйцо. Какую из частей тела барона Квезака она представляла перед собой на этот раз, Серега даже и предположить не решался…
– Давненько эльфы не пользовались правом выбирать себе властелина… Себе и людям, что живут на их землях… Осмелюсь спросить, милорд, – кажется, это относилось именно к нему, Сереге Кановникову! – Были ли особые причины, подвигшие эльфов выбрать вас?
– Долгая история, – промямлил Серега. – Вот леди Клотильда с удовольствием вам как-нибудь на досуге поведает эту рыцарскую байку…
Он с надеждой посмотрел на леди Клоти, и та согласно кивнула, кровожадно обкусывая пончик.
– Потом… Благодарю вас, милорд и миледи, – кротко согласился лекарь, тоже надкусывая пончик, брызнувший ему на щеки ароматным джемом. – Я только хотел спросить, милорд и миледи, а что вы сейчас собираетесь делать? Полагаю, теперь судьба ваших, – он сделал паузу и коротко глянул на Микки и Слуди, – домочадцев уже в большей степени зависит от вас, чем прежде. Если есть что-то, в чем бы я мог оказать вам посильное содействие… то я с удовольствием и превеликой благодарностью. Во всяком случае, мне бы хотелось отплатить вам добром прежде, чем я перестану обременять своей персоной ваши… ваше сиятельство, великодушное сиятельство, – он снова отвесил неловкий полупоклон в сторону Сереги, – и ваше… э-э-э…
– Ваше благородство. Я баронесса Дю Персиваль, сударь, – просто сказала Клотильда.
Лекарь одарил и ее кособоким полупоклоном.
– Ваше несравненное благородство…
Что-то такое в длинной тираде лекаря настораживало.
– А что, сударь, – так вроде надо титуловать неблагородных по рождению, но тем не менее почтенных во всех отношениях людей, – вы собираетесь нас покинуть? Почему, если не секрет? И… куда же, собственно, собираетесь направиться?
Старичок-лекарь жалко понурился.
– Я, милорд… не будучи вашим домочадцем, а также являя собой дряхлое существо, особенно после тяжких пыток, не хочу обременять вас… Я буду обузой для вас… Я, как только боли от ран стихнут, покину ваше убежище и поищу себе убежища в городе. Опять-таки вопрос пропитания, кое вы не обязаны мне предоставлять…
– Значит, приюта в городе? Где вас тут же сдадут за двести маврикиев… А родные у вас в этом городе хоть есть?
– Нет, милорд, – шепотом ответил лекарь. Очень тихим шепотом. – Я одинок. Немногочисленные дальние родственники мои проживают в Деарге, где и проистекало мое детство, отрочество и возмужание. И где под надзором вышеозначенных родственников и потратил я остатки отцовского состояния на окончание университетского курса человековспомогательных и повивальных наук…
