— Пей до конца, — тихо и грозно приказал он, поднимая молочную чашу с жасминовым чаем, который принесла одна из женщин, склонившаяся перед ним, и так и не поднявшая головы, пока мужчина пил. Руки ее застыли в неподвижной позе, но браслеты в образе единорогов и черепах немного подрагивали на воздухе, звеня легкой мелодией бубенцов. И Айвен испила напиток до последней капли, и сделала большой глоток воздуха, набирая кислорода в легкие, чтобы отдышаться и откашляться.
— Хорошая девочка, — шептал он, проводя пальцем меж ее груди и собирая оставшуюся влагу, чтобы слизнуть с кончиков своих пальцев, и в это же мгновение где-то в отдалении вновь заиграла музыка, барабаны и звонкие кимвалы.
Айвен все еще туманным взором посмотрела на свои ладони, удивившись прозрачности и светлости коже. Ногти были аккуратными и чистыми, пальцы прямыми, а на кистях рук, прямо на глазах затягивались рубцы с вмятинами от железных браслетов, что сдавливали вены. Девушка облизнула губы и почувствовала мягкость и полноту своих губ, какими они были прежде, еще до того, как она прибыла в Османскую Империю, еще тогда когда она играла на арфе, и с восхвалением стягивала грифы, чтобы настроить тонкие струны и читала стихи. Музыка была равносильна для нее сильному наркотику, поэтому она не смела слишком долго наблюдать через видимую преграду своей темницы за музыкантами, испытывая дикую зависть, что они могли почувствовать в своих руках тяжесть инструмента, ощутить вибрацию звуков, поднимающихся из стеклянных корпусов. Когда же ей сломали несколько пальцев, она думала, что ей вырвали сердце — так человек стоящий на твердости льдов погружается в морозную воду, от которой стынут вены и омертвляются нервы, когда льдины расходятся под ногами. Взгляд ее приобрел осмысленность, когда она опустила глаза на ноги, темнота глубоких ранений, куда заползали змеи, стягивались, а кожа становилась ровной и гладкой. Вздох изумления сорвался с ее губ, когда девушка приподнялась на софе, чувствуя небывалую легкость в каждой мышце, и в ней купался страх от увиденного чуда. Она слышала про это снадобье, но оно больше наводило ужаса, нежели благоговения.
— Я рад, что смог удивить тебя, — говорил он, с затаенным удовольствием наблюдая за ее реакцией, хоть и знал, что она не понимает ни единого слова. — Но мне интересно, изумил ли я тебя потому, что раны столь быстро затянулись, или потому, что ты получила помощь от тех, кто травил твое тело на протяжении столь долгого времени. Купальни готовы? — поинтересовался Арис, бросая взгляд на замелевших девушек, и те мгновенно принялись за прежнюю работу, боясь вызвать недовольство своего почитаемого владыки.
У каждой женщины в красном доме был свой покровитель, который обеспечивал их, кормил и одевал, но не всегда отношение к прислужницам было преисполнено такой добротой и заботой. Они хорошо питались и были одеты словно царские наложницы, но они и не были рабынями, на их запястьях, Айвен не заметила голубой татуировки, однако те, кто приходил в палатку кланялся перед мужчиной, желая ему долгой жизни. И шепот страха, гудящий в их ушах, доносился и до Айвен.
Было душно от благоухающего ладана и мускуса, масел и разливающегося по кубкам игристого вина. Шифоновую черную материю с золотой каймой у горла расстилали на низком прямоугольно столе, подбирая золотые кольца и браслеты к длинному платью, что было соткано из теней и сумеречных раскатов, пока ее волосы поливали душистой розовой водой, а спину растирали ароматными травами, а после расчесывали на ветру перламутровыми гребнями, вплетая диковинные заколки. Айвен не знала, как много прошло времени, но когда она смотрела на высокое зеркало перед собой, то не могла точно сказать, была ли девушка, отражающаяся в сверкающих гранях, ей самою. И только по заостренным скулам, она догадалась, что это действительно она. Манящая и легкая одежда не могла скрыть ее отвратительной худобы, к чему бы ее не готовили, но стоявший в стороне мужчина, наблюдавший в тишине за ее преображением, сделал знак рукой женщине, что готова была покрыть ее веки золотой хной.
— Не нужно, — строгим тоном произнес он, подступая к девушке и подцепляя пальцами ее подбородок, чтобы лучше рассмотреть проделанную работу. — Если вы переусердствуете, то она будет выглядеть, как кукла. Ее же красоте достаточно подчеркнуть каплю естественности.
Не оборачиваясь, он протянул ладонь к одной из прислужниц, и та без слов передала ему кристальную кисть со светлым кончиком конских волос и овальную золотую шкатулку, помещающуюся в ладони.
— Приоткрой губы, — произнес человек, и, обмакнув кончик кисти в жидкой помаде нежно-розоватого оттенка, провел краской по нижней губе. И запах роз, граната и тонкое веяние корицы разнеслось по воздуху.
— Тебе нужно совсем немного косметики, чтобы привлечь к себе особое внимание, — шептал Арис, обрисовывая большим пальцем девичьи губы, преображая их в тон спелой вишни. — Да, — сказал он, отступая и оглядывая свой труд и поворачивая ее лицо.
— Так мне нравится гораздо больше, снимите эти украшения с ее волос, они должны быть распущенными и прямыми, как медовый водопад.
Когда пришло время, и сумерки укрывали земные просторы, на нее накинули темную плащаницу, скрывающую лицо и повели вдоль цветущих садов между деревьев рододендрона и бугенвиллеи, и к босым стопам прилипали ярко-красные и фиолетовые лепестки. Зарево заката еще не смылось темным покрывалом, и янтарная полоса растекалась огнем по горизонту, делая очертания дворцов и далекие переулки города, раскинувшегося внизу, резче и рельефнее, и всполохи оседающего солнца остывали на золотых украшениях, обвивающие ее тонкие предплечьях. Зажигались факелы на высоких мраморных стенах, что впитывали в себя образы, проходящих между холлов людей в великолепных одеяниях, и Айвен сквозь темную чадру смотрела, как проходят мужчины, удерживая на золотых цепях диких тигров и пум, как факиры в белых рясах укладывали тела гремучих змей себе на шею, давая аспидам свернуться тугим кольцом вокруг гортани, и темные округлые глаза убийц сливались с ночью, когда кобры раскрывали свои великолепные капюшоны с изогнутыми чернильными линиями. И воды в бассейнах замирали, поглощая разноцветье ночного праздника, когда слуги прижимали лики к половицам перед своими господами, и когда музыка звучала столь громко, что могла дойти до вершин черного неба. На ней тоже был ошейник — тонкая золотая цепочка свисала с тонкой шеи, которую Асир использовал в качестве браслета на своем запястье, и если она начинала идти медленнее, то и он замедлял свой шаг, чтобы не натянуть звенья и не оставить красных следов на коже. Время тянулось бесконечно долго, когда они останавливались возле вельмож, раскуривающих кальян на расписных ложах, чтобы выказать свое уважение, и она почти не поднимала своей головы, и выпрямлялась лишь тогда, когда мужчина заканчивал свою тихую беседу с почетными гостями. Для нее это было позволением выпрямиться и вновь последовать в неизвестность за человеком, которого все чаще подзывали к себе для разговора. Его голос был ровным, слоги легкими, хотя слушая речи аристократов, она заметила, что арфист говорит с небольшим акцентом. Некоторые торжественно одаряли его в залах сундуками с одеждами, перевязанные серебряными толстыми шнурами, ларцами с редкими восточными сладостями, клинками с резными костяными рукоятями. И к тому времени, когда они достигли громадного амфитеатра, темнота уже властвовала в вышине, и на малахитовые мозаичные полы ниспадал нежный свет луны. В этот момент Айвен посмотрела на далекие горы, откуда показались блистающие верхушки кристальных башен, выстроенных прямо в пещерах, и на овевавшую темноту крутые склоны гор, где крестьяне пасли стада, а лекари искали соцветия редких лечебных трав. В такой темноте можно было проскользнуть вглубь каньонов, и скрыться от стражников, наступало время суток иного мира, и даже самые храбрые воины опасались покрытых многослойными тенями гор, а у нее ничего не осталось, что можно было бы потерять. Честь и гордыня попирались ежедневно, а остатки силы воли разбивались о холодную жестокость людей, как о гранитные стены. Было холодно, и ее все пробирало до дрожи, и она бы все отдала, чтобы укрыться теплым шерстяным одеялом. Ветер поднимал волосы, оставляя хладные поцелуи вдоль оголенной спины.
