Забавная штука судьба. Ведь есть люди, стремящиеся к подобному, они всю жизнь строят карьеру, интригуют, наживают врагов и предают друзей — и все никак, умирают, не добравшись до власти. А мне надо было всего лишь убить четырех человек и пробежаться по зимнему лесу, чтобы обрести возможность заполучить благосклонность монархов, место при дворе, дом в пригороде столицы и жену королевской крови.
Жалко только, что все это мне не светит сразу по ряду причин, любая из которых превращает радужные перспективы в мираж. И начинать следует с того, что барон я липовый. Как только это выяснится (а в том, что это выяснится, я не сомневаюсь), так сразу вместо красавицы-жены я получу подарочный набор в виде палача, плахи и топора.
Но кабы не Магдалена была нужна Агриппе, а Рози, как бы все было проще в свете последних событий.
— Я сюда пришел учиться, мастер, — пожав плечами, произнес я, — а не личную жизнь устраивать.
— Дело твое, и выбор тоже твой, — хлопнул в ладони Ворон, хитро прищурившись. — Тебе дальше жить. Все, брысь спать. Точнее — всем спать, кроме фон Рута, он идет умываться. Давай-давай, а то завтра вообще не отмоешь это все. Кровь, когда подсыхает, плохо смывается.
Мы притворили за собой дверь в залу и непроизвольно синхронно выдохнули. Наш наставник — это нечто. Идешь за ним следом для разговора, думая об одном, слышишь от него другое, говоришь третье… И всякий раз, уходя от него, ощущаешь себя идиотом. Как ему это удается?
За дверью звякнуло стекло и раздался звук, похожий на хлопанье крыльев.
Луиза, не удержавшись, приоткрыла дверь и заглянула в щелку.
— Его там нет, — прошептала она нам и захлопала глазами. — Вообще.
— Слово не расходится с делом, — заявил Фальк. — Видно, в Кранненхерст полетел. Я давно подозревал, что он в ворона обращается, да и не я один. Неспроста же его именно так и прозвали?
О подобном я не размышлял, но вспомнил, что как-то в корчме, когда мы туда в первый раз ходили, я видел ворона, который невесть что там делал. Ох ты! Надо же, а народ-то куда наблюдательней меня. Обидно.
— Запретная магия. — Луиза сдула волосы, которые лезли ей в глаза, и, уставившись на меня, затараторила: — Нельзя в зверей, птиц и гадов людям оборачиваться! Подобное — прямая дорога на костер!
Это на самом деле было так. Орден Истины магов терпел, даже изображал дружелюбие время от времени, играл в лояльность, но ровно до того момента, пока они не нарушали границы, которые он очертил в одностороннем порядке.
Запретов было не так уж и много, но нарушение магом любого из них и вправду вело к короткому следствию, быстрому суду и очень долгой смерти на медленном огне.
Магам нельзя было выступать в войнах на стороне нечеловеческих рас. Нельзя было пробовать создавать подобие человека магическим путем. Нельзя было заставлять мертвых служить себе. Воскрешать, с целью что-то узнать или чего-то вроде того, что Ворон устроил в подвале, — еще туда-сюда, хотя тоже нежелательно. Но превращать их в слуг или, того хуже, в воинов категорически запрещалось. Ну и еще несколько «нельзя» было, в том числе и оборачиваться в зверей, птиц или гадов, как верно заметила Луиза.
Все это было записано в договоре между людьми и магами, который на исходе Века смуты заключили вышеуказанные стороны. Был этот договор однозначно нечестным — люди получили только права, а маги — исключительно запреты и обязанности, но выбора у последних особо не было. Если бы они не приняли это предложение, то их просто перебили бы — и все. Их и так после разгула самых первых отцов-экзекуторов ордена осталось не очень-то много. Так что Ворон играл с огнем, причем в буквальном смысле слова.
— А я бы такому научился, — мечтательно сказал Фальк. — Эх, так бы заорал: «Поехали!» — и рванул бы в зенит. Слушай, Эраст, скажи мне, вот отчего люди не летают как птицы?
— Потому что дерьма в нас много, оно к земле тянет, — без малейшей иронии ответил я на его вопрос. — По моему разумению.
— Это да, — согласился Фальк. — Это есть.
— Фу, господа бароны. — Луиза сначала укоризненно посмотрела на нас, а после перевела взгляд на хихикающих де Лакруа и Эбердин. — При даме — и такие слова? Вот правильно мне батюшка говорил: дальше Алессии цивилизации нет. Дальше только Лесной угол — место дикое и неприветливое.
— Лесной край, — поправил я Луизу.
— Но в принципе ты права, — подтвердил Фальк. — У нас там все по-простому. По улицам медведи ходят и на лютнях играют, а по праздникам на ярмарках пляшут.
— Да ладно? — Эбердин уставилась на него. — Врешь, поди?
— Спать пойду. — На меня внезапно навалилась усталость. — Умываться — и спать. Завтра новый день.
— Да, вот что. — Де Лакруа посерьезнел и показал на дверь. — О наших догадках — молчок.
— Само собой, — совсем уже обиделась на него Луиза. — Да и потом, что мы видели или слышали? Недоказуемо.
— Мне кажется, — я подавил зевок, — что Ворону глубоко безразлично, кто и о чем догадывается. У меня часто возникает ощущение, что ему вообще на свою жизнь плевать, он живет по каким-то своим законам.
— Вот-вот-вот. — Де ла Мале закивала головой, и челка вновь упала ей на глаза. — И я его за это очень уважаю! Ой, Эраст, правда, тебе бы умыться. Я, если бы тебя в темном коридоре встретила, то померла бы от страха.
Холодная вода меня взбодрила, но ровно минут на пять, после снова навалилась сонная апатия. Я даже не стал расстраиваться по поводу одежды, которую, видимо, придется выбрасывать. Если штаны еще кое-как можно застирать, то колет испорчен окончательно. Кабы он еще черный был, тогда ладно. Но коричневый, в светлую полоску…
В спальне я кое-как ответил на вопросы не спящих и ожидающих меня Гарольда и Аллана и уснул — сразу, резко, как будто провалился в бездну.
Наутро Ворон порадовал нас новостью о том, что ночное происшествие вызвало праведный гнев жителей Кранненхерста, они очень скорбят по погибшим студиозусам и выражают уверенность в том, что это сотворила какая-то бродячая разбойничья шайка. В этих местах подобное случается, особенно по зиме. Но сами селяне к произошедшему никакого отношения не имеют. И еще староста якобы заверил, что если вдруг ему или жителям Кранненхерста на глаза попадется кто-то незнакомый, то уж они его порасспросят, что да как. Поскольку чужие тут не ходят.
Ну да, надо будет при случае на их погост заглянуть. Наверняка там пара-тройка свежих могил найдется. Тоже, поди, жертвы разбойников. Но хорошо, что все закончилось именно так, могло быть и куда печальней, это на свежую голову я понимал уже хорошо. Не знаю, какие аргументы пустил в ход Ворон, но они возымели силу. Дойди вся эта история до местного герцога — и, кто знает, чью бы сторону он занял? Ну да, погибли благородные, но деревенька-то стоит на его земле, и там тоже народу убыло. Его народа. А благородные — чужие. Да еще и ученики мага.
