— Я не мог спать, — ответил Келсон. — Поговорил с Морганом, но это, кажется, плохо помогло. Думаю, я бы мог посетить могилу отца до того, как начнется совет. Иногда у меня от этого проясняется в голове, почти, как если бы я мог по-прежнему спросить у него совета. Пойдешь со мной?
Они выбрали самого неприметного вида лошадок, какие отыскались в королевских конюшнях, ибо Келсон не хотел, чтобы поездка стала предметом внимания. Завернувшись в плащи и низко надвинув капюшоны, как ради анонимности, так и для тепла, они проскакали полмили до собора по тихим, почти безлюдным улицам и дорожкам. Погода стояла холодная и ясная; снег еще почти везде лежал белый, неутоптанный с предыдущей ночи. У собора они спешились. Белый пар поднимался в воздух от их ноздрей, когда они шагали по крытому проходу, обходя с северной стороны монастырский участок. Келсон направился к боковой двери. Дугал ковылял за ним, ему все еще мешал ноющий синяк на бедре.
— В свое время я ненавидел это место, — признался Келсон, ведя друга по южному нефу. — Я имею в виду королевскую усыпальницу. Архиепископ Кардиель много сделал за те два года, что распоряжается в соборе, чтобы она стала более сносной. Но все же там еще немного жутковато. Я когда-нибудь раньше водил тебя туда?
— Если и да, я не помню.
— Помнил бы, если бы водил. — Келсон задержался, открывая высокие позолоченные медные ворота — ровно настолько, чтобы им с Дугалом проскользнуть внутрь. — Полагаю, она хороша, прежде всего тем, что это единственное место, где меня почти наверняка никто не побеспокоит, — продолжал он. — Таких мест всегда мало, если ты — король.
Дугал позволил себе сдержанно хмыкнуть, пока они шли прямо, сворачивали налево и спускались вниз по мраморным ступеням. Он чуть отставал, чтобы меньше болела нога. Ко времени, когда он очутился внизу, Келсон уже стоял на коленях около украшенного резьбой надгробья, склонив голову в молитве; Дугал устроился поудобнее на нижней ступеньке и прошептал молитву за душу своего отца. Дойдя до конца, он оглянулся, обратив внимание на ряды каменных саркофагов вдоль мраморной стены. Каменное изваяние над той гробницей, у которой молился Келсон, было совсем новым и мало напоминало короля Бриона, каким тот запомнился Дугалу.
— Я полагаю, именно таким он остался для большинства людей, — заметил Келсон после того, как перекрестился и встал, оглянувшись на Дугала, задержавшись одной рукой на руке изваянного короля. — Суровый Блюститель Справедливости, который хранил мир почти пятнадцать лет. — Он вздохнул и опустил взгляд к своим ногам. — Хотя я вовсе не таким люблю его себе представлять. Мой отец много смеялся, а король Брион… что же, он делал то, что должен был делать как король. У королей много меньше поводов смеяться, чем у простого люда. Это — одна из вещей, которым я научился за три года, что ношу корону.
Дугал кивнул и вновь оглядел подземный склеп не без праздного любопытства, вспоминая доброту старого короля к смущенному восьмилетнему пажу, еще не отвыкшему от куда более бесхитростных нравов в доме своего отца. Как это часто случается в таком возрасте, Дугалу не всегда удавалось совладать со своим быстро растущим телом, что привело к гибельным последствиям, когда ему впервые повелели прислуживать за главным столом. Один только король и удержался от смеха, когда новый паж споткнулся, и поднос с дымящимися фазанами и подливкой запрыгал и зашлепал вниз по ступеням королевского помоста.
Это воспоминание вызвало в мыслях старого Каулая, восседающего в своем зале в Транше и обучающего своих собственных воспитанников столь же твердо, но любяще, сколь наставляли Дугала при дворе Бриона — и юный горец заулыбался. Улыбка угасла, когда он снова поглядел на изваяние короля Бриона — ибо тот, что в Транше, был мертв лишь недавно, и годы еще не заглушили потрясения от его ухода. Дугал чувствовал, что слезы вот-вот хлынут из его глаз, несмотря на то, что каким-то образом он еще не мог поверить в смерть старого Каулая.
— Да, знаешь ли, его и должно не хватать, — тихо сказал Келсон, уловив его состояние, если не мысли. — Мне до сих пор не хватает моего отца, хотя столько прошло. И я тоже плакал, когда это случилось. А иногда поздно ночью, когда я чувствую себя особенно одиноким и обремененным заботами, я снова плачу.
Дугал постарался, как мог, удержаться от рыданий, не смея взглянуть на Келсона, из опасения излить мощным паводком несвоевременную скорбь. Вместо этого он сосредоточил взгляд на одном из факелов, пылавших на медных подставках, затем принудил себя поднять глаза к сводчатому потолку.
— Не такое уж и жуткое местечко, — выговорил он, неловко пытаясь переменить тему. — Здесь, пожалуй, даже мило.
Келсон одарил его сочувствующей улыбкой, прекрасно понимая, что происходит с его названным братом, и едва ли осуждая его.
— Здесь так стало лишь последний год или около того. Вся каменная облицовка стен — новая. — Он небрежно повел рукой в сторону ближайшей плиты полированного мрамора и двинулся к ней. Его открытая ладонь шлепнула по камню, и Дугал вздрогнул.
— За этими плитами в скале вырублены гробницы, — пояснил он. — Лишь королей и королев полагалось хоронить под такими надгробьями, как у моего отца. Прочих членов королевской семьи просто заворачивали в саван и укладывали в углубления внутри стен. По какой-то причине они не разлагались. Они просто высыхали и наконец начинали крошиться… Мне сказали, здесь дело в воздухе. Я крепко хватался за руку матери и закрывал глаза, когда в памятные дни меня приводили сюда молиться. Тот, что здесь, за стеной, пугал меня больше других — до полусмерти.
Готовый отвлечься на что угодно от своей скорби, Дугал поднялся и приблизился к доске, которой касался Келсон.
— «Dolonus Haldanus, Princeps Gwyneddis, 675–699», — прочел Дугал, немного спотыкаясь на изысканных старинных письменах. — «Filius Llarici, Rigonus Gwyneddis. Requiem in pacem». — Он с вопросом поглядел на друга. — Принц Долон… Это не его казнил родной отец?
Келсон кивнул.
— А заодно и его младшего брата. В то время считалось, будто они плетут измену.
— А на самом деле?
— Кто знает? — Келсон оглядел следующий ряд стенных надписей. — Его брат вот тут. Помню, в какой ужас меня привели два безголовых скелета. Моя няня сказала мне тогда, что их отец отрубил им головы за то, что они его не слушались.
— Нечего сказать, воспитывали тебя!
Келсон усмехнулся.
— Думаю, в тот день со мной особенно сладу не было. Прошло много лет, прежде чем я смог более здраво взглянуть на вещи. — Он задумчиво оглянулся на могилу отца. — Хотя это было не самое страшное, что я когда-либо здесь видел, — негромко продолжал он, неуверенный, стоит ли рассказывать о давнем ужасе, который может здорово пробрать еще и Дугала. — Это случилось за ночь до моей коронации…
