Он рыл, рубил, кромсал, сгребал осколки в тупик отнорка, а когда тот заполнился, в грот. Прерывался, чтобы отправить в рот очередной кусок мяса, и снова рыл, рубил, кромсал… И не сразу осознал, что рука провалилась в пустоту, а снизу потянуло ветерком. Наверху была ночь. Только Медвежонок не мог сообразить, какого дня.
Расширять выход вильдвер не стал. Только выбрал камень, оставив в переплетенной корнями земле небольшую дыру. Пробиться можно в любое мгновение, а снаружи не так заметно. Забрался обратно в грот, зажег лучину, а после и костер, убедился, что дым вытягивает в отнорок, и принялся за пол. И снова рыл, рубил, кромсал… Кто-то внутри кричал, что надо перекинуться и поспать несколько часов, но Медвежонок лишь рычал на этого кого-то и продолжал работать.
И всё-таки тот, внутри, настоял на своем, приняв облик деда. «Сгоришь! — сказал дед голосом Когтя. — Потом дольше проспишь». Отто послушался, перекинулся и уснул. Вскоре проснулся и снова начал рыть. Выровнял пол. Сбил выступы на стенах, не все, только мешающие. Расширил входной лаз у грота и выхода, чтобы мог пролезть Коготь. Выбрался наружу. Там снова была ночь. Та же или следующая. Медвежонок пробил тропку-карнизик вбок, чтобы к входу могли пройти не имеющие Облика, выгреб из пещеры обломки камня и побросал вниз: под скалой таких много, заметно не будет. Оставшиеся от косули кости выбросил в реку, пусть себе плывут.
Пока темно натаскал дров, выбирая небольшие сухие деревца, чтобы горели без дыма, а ствол можно было перерубить ножом. Или надрубить и сломать. Разложил в гроте сушиться и побежал к убежищу. В пещере требовалось еще много чего сделать, но Медвежонок не знал, сколько времени прошло. А там Коготь же волнуется, да и неизвестно, как там Белка. К тому же начало светать, а мельтешить днем у входа не стоит, мало ли кому на глаза попадешься.
Он старался бежать быстро, но ноги не хотели. И охота занимала много времени: зверьки стали какие-то шустрые и норовили увернуться. А еще болели руки. И не только руки. Оказывается в человеке столько всего, что может болеть… Даже в Облике…
К знакомой елке прибежал вечером.
— Как Белка? — выдохнул в лицо Когтю. — Меня долго не было?
— Белка хорошо, — ответил брат. — Ты бегал три дня. А сейчас перекинешься, поешь человеческой еды и ляжешь спать!
— Надо идти, — запротестовал Медвежонок.
— Мне нужен живой брат, а не полудохлое чучело! — тоном, не терпящим возражений, заявил Коготь. — Да и куда мы ночью пойдем? О ветки все глаза повышибаем!
Отто согласился, и уснул, так и не поев. И как Коготь затаскивал его в убежище, не чувствовал.
А утром они пошли. Медвежонок нес Белку и одеяло, а Коготь — остальные вещи. Их оказалось на удивление много, хотя, казалось бы, Отто и так перенес немалую часть. Медвежонок побежал вперед, чтобы Белка меньше мокла под непрекращающимся дождем. Домчался до пещеры, помог девочке забраться внутрь, зажег костер и побежал навстречу брату.
Коготь отчаянно ругался, но до встречи сумел пройти почти половину пути. Вильдвер забрал груз, дальше пошли вдвоем. Несмотря на то, что было далеко — к пещере подошли к вечеру. Брат устал, но забрался сам, хоть и пришлось придерживать на карнизике, чтобы не оступился. Оказавшись в пещере, Коготь уснул, так и не попробовав сваренного Белкой супа. Как сам Медвежонок накануне.
Отто перетащил брата на одеяло, сказал Белке тоже ложиться спать, а сам полез наружу. Оставалось еще превеликое множество дел…
Но теперь всё позади. В далекой деревне, не той, что в первый раз, украдена всякая кухонная утварь и два больших тряпичных мешка. Из них вышли отличные перины. Нет, не украдены, Отто оставил взамен пару медяков! А в третьей деревне удалось разжиться крупой, которую дед называл «буковым зерном», и яблоками. Хотя, продукты Медвежонок берет везде. Сколько может унести. Зима длинная, до снега надо запасти побольше. Нет, ларгу снег не страшен, но на нем остаются следы… А молоко, так и вовсе очень быстро кончается.
Сено для набивки пришлось взять из стога возле пасеки. Медвежонок не хотел там ничего брать, но траву издалека не потаскаешь. Отто пытался переложить стог, но все равно заметно, что сена меньше стало. Да и видно, что копался кто-то. Только и остается надеяться на невнимательность хозяев. Или на то, что на оленя какого спишут, что проголодался, да растрепал. Монетку ведь не положишь, кто ее в сене найдет…
Зато теперь им ничего не надо! И неважно, сколько это заняло времени. Отто отдохнет, а попозже… А, кстати, что попозже?
— Коготь, — спросил Медвежонок. — А что мы дальше делать будем?
Брат недоуменно почесал в затылке:
— Как что? Пошамаем сейчас и спать завалимся. Тебе уж точно отоспаться надо. А то уже впору менять погремуху на Полмедвежонка. Целую неделю бегаешь! Завтра весь день проспишь!
— В меня столько сна не влезет, — не согласился Медвежонок. — И дров надо побольше собрать.
— С дровами и я справлюсь. За ними не надо за сто миль бегать!
— Я за сто не бегаю!
— А за сколько?
— Не знаю… — пожал плечами Отто. — Я же бегал, а не мерял. Наверное, пятьдесят. Или сорок. А может, двадцать…
— Не-а, не меньше семидесяти! — покачал головой Коготь. — Ты всю ночь тратишь. А бегаешь быстрее лошади. Они двадцать миль за час ходят. И устают быстрее!
— А ты откуда знаешь? — спросил Медвежонок.
— Слышал где-то…
— Мальчики, не спорьте! — Белка села на тюфяке. — Какая разница…
— Да! Я о другом спросить хотел, — вспомнил Медвежонок. — Вот отдохнем, запасем дров. Белку долечим. Я еще продуктов накуплю… украду… А дальше? Куда мы идем?
— На восход, — сказал Коготь. — А куда именно… Не знаю. Что твой дед говорил?
Медвежонок нахмурился:
— Говорил, что если с ним что случится, на восход идти. К язычникам. Они вильдверов не обижают.
— К язычникам? — переспросила Белка. — А это кто?
Медвежонок только пожал плечами.
— Это которые в Господа не верят, — объяснил Коготь, — То есть верят, но считают ненастоящим богом.
— Я тоже так считаю, — сказала Белка. — Он злой!
— Так мы тоже язычники? — переспросил Медвежонок.
— Нет, — замотал головой Коготь. — У язычников свои боги. А у нас никого. Мы сами по себе. А богов, может, и нет совсем!
— Скажешь тоже! — не поверил Медвежонок. — А почему тогда дождь идет?
Коготь почесал в затылке:
— Ну… допустим… Солнце за лето землю высушило, вся вода на небе собралась. Ей там тесно, вот она обратно и льется! А боги всякие и ни при чем вовсе!
Примечание
Коготь не гений. Просто иногда устами младенцев глаголет истина. Хотя стиль мышления мальчика авторам нравится.
