Это оказалось западнёй. Они и не думали замедляться, что и продемонстрировали, как только я раскрылась в ударе. Все четверо будто взорвались движением и спутывающими чарами — и выскользнуть мне помогла лишь способность Сергея менять свою плотность, скорость и инерцию, как ему вздумается. Да ещё наша с ним потрясающая везучесть — запас которой, судя по всему, стремительно подходил к концу.
Ауте, да что же я делаю? Я ведь никогда не умела толком драться — так чего же влезла в схватку с целой толпой профи? То есть влез, конечно, Сергей, и уж он-то в этом деле понимает, вон, даже остальными руководить умудряется… но у меня что, нет своих способов постоять за собственную свободу?
Лишь позже я поняла, почему не прибегла к искусству танцовщицы. Слишком свеж был опыт последнего нападения, слишком болезненны воспоминания о той некрасивой твари, танцевать с которой я так и не смогла себя заставить. Этих камикадзе отправили сюда специально за мной. За вене, уже продемонстрировавшей компетентность. Значит, они что-то предусмотрели на случай, если я обращусь к своему естественному оружию. Надпись «ЛОВУШКА» пылала в воздухе, начертанная огромными лиловыми буквами.
И однако я устремилась в западню. Не потому, что положение было отчаянным. И не потому, что ничего другого не могла и не умела. Нет. Я была Наследницей клана Изменяющихся. Я была той, кого когда-то прозвали Дочерью Ауте. Лучшей танцовщицей изменений на Эль-онн. Вене в исконном смысле этого слова. И у меня тоже была своя гордость. Я, Антея, Танцующая с Ауте, не намерена была позволять банде распоясавшихся порождений Бесконечно Переменчивой лишить меня того единственного, что я действительно умела и любила.
Скользнула в танец, не прекращая боя, под аккомпанемент звона мечей и яростных выкриков. Музыка смерти и боли — тоже музыка. Аакра, материализовавшаяся в левой руке, обожгла пальцы горячим льдом, разрезала воздух волнами перемен.
Как и ожидалось, это была ловушка. Сама природа того, что они сотворили с землёй, и морем, и небом, казалось, противилась изменению. Липкая, грязная, вонючая магия; извращённая, осквернённая суть Ауте. То, в чём мы все оказались, втягивало в себя истинное изменение, питаясь им и ударяя по нему, как делал когда-то вирус, выпущенный оливулцами в Небеса Эль-онн.
Такое сломало бы любую вене. Высосало бы её досуха, оставив одну истощённую, беспомощную оболочку, брать которую можно было бы голыми руками.
Оскаленные зубы, уши, в бешенстве прижатые к голове. Я не была любой. Я — Антея тор Дериул, и, ладно, Ауте с ним, Шеррн. Я танцевала когда-то с Эпидемией, станцую и сейчас.
Это было сложно. Больно, грязно и невероятно противно. Сергей, идеальный риани, с блеском выполнял свои обязанности по охране госпожи — мои руки всё так же блокировали удары, а тело уворачивалось от выпадов, но это уже было совершенно не важно.
Я потянулась к той… мерзости, которая разрывала моё тело, мою сущность, и стала танцевать с ней. Музыка, торжественная, стройная, гремела в ушах, заглушая и звуки боя, и плач душ, покидающих растерзанные тела. Ровный рокот барабанов. Величественные партии скрипок. Тихий перезвон арф.
И я стала этим. Молочно-белым морем, ядовитым и липким. Кроваво-красным воздухом, душащим любую энтропию, любую инаковость. Я ощутила под ногами вибрацию биогранита, пропустила её сквозь себя, сквозь своё тело и свою музыку и стала и гранитом тоже. Ветер больно рванул мои волосы, но я подалась ему навстречу, становясь ветром, становясь песней. Кинжал одного из тёмных полоснул по горлу оливулской девчонки, всё так же отчаянно сжимавшей слишком громоздкое для её рук оружие; её жизнь, короткая жизнь смертного существа, рванулась прочь из безвольно упавшего тела. И тогда я стала ещё и Смертью. Я позволила всему новому растечься по моему телу, от ступней до кончиков крыльев, до кончиков волос — и понятие «тело» потеряло всякий смысл.
Я стала тем, что не давало мне меняться, и… изменилась. Изменила самую сущность ловушки, в которую поймали нас тёмные, изменила её так, что теперь любая перемена в их телах, будь то простое движение или короткая мысль вызывала в окружающем мгновенную «пожирающую» реакцию. Пятеро, наседавшие на меня с обнажёнными мечами, с воем откатились в стороны, а я рванулась туда, где ещё четверо угрожающе приближались к двум эль-ин, упрямо застывшим над неподвижным детским телом. Раненый оливулец склонился над ней, мелькнул оранжевый цвет растения-аптечки. Значит, ещё не всё потеряно, ещё можно успеть…
«Клиническая смерть…» — успокаивающе шепнул чей-то голос.
Слова мелькнули в моей голове, пустые и бессмысленные, а тело уже скользнуло между оливулцами и приближающимися к ним оскалёнными демонами, похожими на чудовищ из фильма ужасов. Я замерла на полусогнутых ногах, резанув воздух перед собой мечом, уши прижаты к голове, клыки обнажены, а в многоцветных глазах плавится безумие — ещё одно чудовище, только очень рассерженное. Сделала резкое круговое движение левой рукой, наматывая на запястье крылья, как можно было бы намотать плащ, превращая их в небольшой, но очень плотный щит. В пальцах всё ещё блестела смертоносная аакра.
— Ну, — голос хриплый, не мой. — Кто первый?
Они бросились, точно поняв, что теперь наконец-то я буду стоять насмерть, а не ускользну, не уйду от схватки с дьявольской ловкостью истинной вене. Взлетела рука со щитом, ловя один из клинков, в то время как отчаянно ругавшийся Сергей отбросил ещё два, рядом зазвенел металл — все оставшиеся в живых эль-воины умудрились оказаться рядом, прикрывая меня с двух сторон и сверху.
Ледяной жар — аакра мелькнула, слишком стремительная, чтобы быть замеченной, и под её ударом защитные экраны одного из тёмных разлетелись разноцветными брызгами, а сам он тут же оказался изрешечён вылетевшими из-за спины импульсами биобластера. Ещё удар, затем — метнуть ужасающее оружие изменения, послушно взрезающее все препятствия и впивающееся в плоть потрясённого тёмного, а в руке уже материализовалась новая аакра, и ещё удар изменениями, так что сам воздух, сама ткань пространства встают на дыбы и набрасываются на безумных захватчиков. С воем, с яростным шипением они откатились, меняя боевые формы, затягивая раны. Всё-таки это действительно были демоны — даже тот ад изменчивости, что я спустила, они умудрились как-то заблокировать, выжили, мгновенно, почти без паузы организовали новую атаку. Теперь уже верхом на последнем десятке акул, страшные, быстрые, злобные. Я разжала пальцы, роняя меч и кинжал, вскинула руку, стремительно переструктурируя крылья в новый вид оружия. Это — начальная ступень чародейства. Искусства, которым я никогда толком не владела, но сейчас, едва ли не впервые в жизни, в пальцах послушно материализовалось именно то, что нужно, причём без всякой помощи имплантата, до предела нагруженного отражением магических атак. По сигналу Сергея (а кто, вы думаете, нам сказал, как надо бороться с кавалерийской атакой?) мы все вскинули длинные, напитанные ядом и чарами смерти пики, и акулы, не успев ни затормозить, ни развернуться, напоролись на эти зубья. Пику рвануло из моих рук, почти вывернув запястья, пусть даже я в последний момент и усилила их новыми мышцами. Откуда-то сбоку, из шеи наколотой мной зубастой акульей башки выросла ещё одна, не менее зубастая и акулья, и попыталась меня цапнуть, за что и была тут же отрублена соседом справа. Тут, кажется, яд начал наконец действовать, и тварь успокоилась, но с её спины прямо мне на голову свалился ощетинившийся сталью тёмный, в моих руках откуда-то вновь оказались Сергей и аакра, взвыли столкнувшиеся в воздухе клинки…
