Геральт вздохнул, хотя обещал себе не вздыхать.
— Не вернул. Опоздал. Возникли сложности, много чего произошло. Попали в грозу, потом наша лодка начала протекать… А потом один кожевенник тяжело заболел… А, не буду тебя мучить подробностями. Короче говоря, я не успел вовремя. Когда добрался до Новиграда, аукцион уже прошел. В Доме Борсодов разговор был коротким. Продажи на аукционе являются конфиденциальными, чтобы защитить покупателей и продавцов. Посторонним лицам компания не предоставляет никакой информации, бла, бла, бла, до свидания. Не узнал ничего. Не знаю, проданы ли мечи, и если да, то кто их купил. Я даже не знаю, выставлял ли вор вообще мечи на аукцион. Он ведь мог проигнорировать совет Пратта, мог найти другую возможность. Ничего не знаю.
— Невезуха, — покачал головой Лютик. — Полоса неудачных совпадений. Следствие кузена Ферранта, кажется, тоже застряло в тупике. Кузен Феррант, коль о нем зашел разговор, постоянно о тебе спрашивает. Где ты, есть ли от тебя какие-либо новости, когда ты вернешься, успеешь ли на королевскую свадьбу и не забыл ли ты о своем обещании принцу Эгмунду. Конечно, я ему и слова не проронил ни о твоих делах, ни об аукционе. Но праздник Ламмас, напомню тебе, приближается, осталось десять дней.
— Знаю. Но, может быть, что-нибудь за это время случится? Что-нибудь удачное, допустим? После полосы неудачных совпадений не помешало бы некоторое разнообразие.
— Не отрицаю. А если…
— Я подумаю и приму решение, — Геральт не дал барду закончить. — К тому же участвовать в королевской свадьбе к качестве телохранителя, в принципе, меня ничего не обязывает, поскольку Эдмунд и инстигатор не отыскали моих мечей, а именно таким было условие. Но совсем не исключаю, что я выполню пожелание принца. Хотя бы из материальных соображений. Принц похвалялся, что денег не пожалеет. А все указывает на то, что мне понадобятся совершенно новые мечи, сделанные по специальному заказу. И стоить это будет дорого. А, что тут говорить. Пойдем куда-нибудь, поедим. И выпьем.
— К Равенге, в «Natura Rerum»?
— Не сегодня. Сегодня я хочу чего-то простого, естественного, незамысловатого и искреннего. Если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Конечно, понимаю, — Лютик встал. — Пойдем к морю, в Пальмиру. Я знаю одно место. Там подают селедку, водку и уху из рыбы, которая называется петухом. Не смейся! Она действительно так называется.
— Пусть называется, как хочет. Пойдем.
*
Мост через Aдалатте был заблокирован, по нему передвигалась колонна груженых возов и группа конных, которые гнали неоседланных лошадей. Геральту и Лютику пришлось ждать, сойдя с дороги.
Кавалькаду замыкал одинокий всадник на гнедой кобыле. Кобыла мотнула головой и поприветствовала Геральта протяжным ржанием.
— Плотва!
— Здравствуй, ведьмак, — всадник откинул капюшон, открывая лицо. — Я, собственно, к тебе. Хотя не надеялся, что так быстро с тобой встречусь.
— Здравствуй, Пинети.
Пинети соскочил с седла. Геральт отметил, что он вооружен. Это было довольно странно, маги очень редко носили оружие. Окованный латунью пояс чародея отягощал меч в богато изукрашенных ножнах. Был там также и кинжал, солидный и широкий.
Ведьмак принял от чародея повод Плотвы, погладил ноздри и загривок лошади. Пинети снял перчатки и заткнул их за пояс.
— Прошу меня извинить, маэстро Лютик, — сказал он, — но я хотел бы остаться с Геральтом наедине. То, что я должен сказать, предназначено только для его ушей.
— У Геральта, — напыжился Лютик, — нет от меня секретов.
— Я знаю. Множество подробностей его личной жизни я узнал из твоих баллад.
— Но…
— Лютик, — прервал его ведьмак. — Прогуляйся.
— Спасибо тебе, — сказал он, когда они остались одни. — Спасибо, что ты привел сюда мою лошадь, Пинети.
— Я заметил, — ответил волшебник, — что ты к ней привязан. Поэтому, когда я нашел ее в Соснице…
— Вы были в Соснице?
— Были. Нас вызвал констебль Торквил.
— Вы видели…
— Видели, — резко перебил его Пинети. — Мы всё видели. Не могу понять, ведьмак. Не могу понять. Почему ты тогда его не зарубил? Там, на месте? Ты поступил, позволю себе сказать, не очень мудро.
Знаю, воздержался от признания Геральт. Знаю, конечно. Я оказался слишком глуп, чтобы использовать предоставленный судьбой шанс. И чем бы это мне повредило, ну, одним трупом больше на счету. Какое это имеет значение для платного убийцы. И почему мне претило быть вашим орудием? Я ведь всегда был чьим-то орудием. Надо было стиснуть зубы и сделать то, что следует.
— Ты, наверное, удивишься, — Пинети посмотрел ему в глаза, — но мы сразу же поспешили тебе на помощь, я и Харлан. Мы предположили, что ты ждешь помощи. Прихватили Дегерлунда на следующий день, когда он расправлялся с какой-то случайной бандой.
Прихватили, удержался от ответа ведьмак. И не мешкая свернули ему шею? Будучи умнее меня, не повторили мою ошибку? Как же. Если бы это было так, у тебя не было бы сейчас такой мины, Гвинкамп.
— Мы не убийцы, — чародей покраснел, запнулся. — Мы забрали его в Риссберг. И произошел переполох… Все были против нас. Ортолан, на удивление, вел себя сдержанно, мы именно с его стороны ожидали худшего. Но Бирута Икарти, Рябой, Сандовал, даже Зангенис, который нас раньше поддерживал… Мы выслушали предлинную нотацию о солидарности сообщества, о братстве, о лояльности. Мы узнали, что только последние мерзавцы насылают на собрата наемного убийцу, как же надо низко пасть, чтобы нанять против сподвижника ведьмака. Из низких побуждений. Из ревности к таланту и авторитету коллеги, от зависти к его научным достижениям и успехам.
Упоминание об инциденте в Предгорье, о сорока четырех трупах не дало ничего, воздержался от замечания ведьмак. Если не считать пожатий плечами. И, вероятно, многословной нотации о науке, которая требует жертв. О цели, которая оправдывает средства.
— Дегерлунд, — продолжил Пинети, — стоял перед комиссией и выслушивал суровый нагоняй. За практикование гоэтии, за убитых демоном людей. Он держался надменно, видимо, рассчитывал на вмешательство Ортолана. Но Ортолан будто забыл о нем, полностью отдавшись своему последнему увлечению: разработке формулы невероятно эффективного и универсального удобрения, которое должно совершить переворот в сельском хозяйстве. Поняв, что рассчитывать можно только на себя, Дегерлунд сменил тон. На плаксивый и жалобный. Он изобразил из себя обиженного. Жертву в равной степени как собственных амбиций, так и магического таланта, благодаря которым вызвал демона настолько могучего, что с ним было невозможно справиться. Он поклялся, что прекратит заниматься гоэтией, что никогда больше и близко к ней не подойдет. Что полностью посвятит себя научным исследованиям в области улучшения рода человеческого, трансгуманизма, видообразования, интрогрессии, генетической модификациии.
