Согревая друг друга, мы пролежали так целую минуту. Я снова зевнула и вывихнула челюсть. Кир рассмеялся и погладил мои волосы.
— Тебе стоит ещё поспать.
Я подняла голову и попыталась сфокусироваться, но проиграла сражение.
Грудь Кира задрожала в смехе.
— Я думал, ты проспишь до завтрашнего вечера, трофей.
Завтрашнего? Я уронила голову.
— Что такое узорный танец?
— А?
Я приподняла свою чугунную головушку.
— Что такое узорный танец?
— Групповой танец. Мужчины и женщины создают узор, который они ткут своими телами. — Я почувствовала, что Кир пожал плечами. — Словами не объяснить. Тут нужно видеть.
— Посмотрим его завтра. — По какой-то причине я почувствовала себя счастливой.
Рука Кира замерла.
— Я отменил танцы.
Я снова попыталась поднять голову, но смогла только сместить её с груди Кира. Я попыталась сосредоточиться на его глазах.
— Меня возненавидят.
Кир повернулся на бок ко мне.
— Тебя ни в чем не будут обвинять.
Я потеряла фокус, и его лицо поплыло перед глазами. От следующего зевка на глазах выступили слезы, а челюсть снова хрустнула. Я что-то сказала, но вышло лишь неразборчивое бормотание. Туман застилал глаза.
Кир вздохнул и сместился, выбираясь из-под одеял. Он укутал меня, не позволяя коснуться холодному воздуху.
— Я всё устрою. Спи.
Я уплыла в сон, задаваясь вопросом, что же я такое сказала.
* * *
Сначала меня разбудил неприятный вкус во рту. Ещё один эффект лотоса. И всё же я могла уловить иронию судьбы в том, чтобы страдать от тех же лекарств, на которые жаловались мои пациенты. Следующий раз буду назначать дозировку осторожнее. Это не значит, что я совсем откажусь от лекарств, но попытаюсь проявлять больше сочувствия.
Кровать опустела. День уже клонился к вечеру. Мой живот напоминал мне, что я пропустила, по крайней мере, два приёма пищи. Я распростёрлась под одеялом, боясь двинуть рукой. Но больше всего неприятностей доставляла шея: она окостенела и жутко болела. Рука тоже болела, и двигаться совсем не хотелось.
Полог палатки из основной комнаты приподнялся, и в комнату заглянул Кир.
— Ты проснулась.
Я кивнула, смещаясь на край кровати, чувствуя невыносимую усталость и разбитость. Я всё ещё была в штанах, а вот рубашку сняли. Повязка на груди пропиталась кровью, и я скорчила гримасу.
Кир сжал губы, изучая моё горло. Я поморщилась, предполагая, что синяк сейчас предстаёт во всей своей багровой синюшности.
— Я пошлю Маркуса за горячей едой и каваджем. Мы приведём Гила.
— Я хочу помыться.
Кир поднял голову. Я повторила просьбу. Он нахмурился.
— Маркус может принести тёплой…
— Нет. — Я схватила его ладонь здоровой рукой и попыталась подняться. Кир помог мне без раздумий. — Я хочу помыться сейчас же. От меня несёт. Всё равно какая будет вода.
Кир моргнул. Удерживая равновесие, я замерла на мгновение, ожидая головокружение или тошноту. Ещё один эффект лекарства.
Кир нахмурился.
— Гил должен проверить…
— Гил всё проверит после того как я помоюсь.
— Гил сказал…
— Кто здесь целитель? — Я сделала шаг.
Кир невольно усмехнулся.
— Мастер-целитель, если я правильно запомнил.
Я улыбнулась.
— И мастер хочет в ванную.
Он улыбнулся.
— Тогда мастер её получит.
Он обнял меня за талию, и мы вместе пошли к уборной. Слава Богине за такое отношение его людей к чистоте. Я была благодарна, что он не стал дальше подвергать сомнению мою потребность помыться.
Войдя внутрь, Кир поставил деревянный блок на помост для мытья, и я села снять штаны и размотать бинты на груди. Всё перепачкалось, но было цело. Если не спешить, боль казалось глухой. Кир поставил воду поближе ко мне, а затем вручил мыло и ткань. Я уловила запах мыла и поднесла к носу. Пахло ванилью. Я подняла голову на Кира, но его взгляд был невиннее, чем у младенца.
Маркус крикнул из другой комнаты, и Кир ушёл забрать корзину горячих углей для жаровни и ещё воды. Пока я разматывала бинты, комната наполнилась теплом. Я вспенила мыло и начала с лица и шеи, наслаждаясь ароматом дома. Рука не тревожила, пока я не пыталась поднять её или перетруждать. Я стала мурлыкать про себя. Прохладная вода приятно лилась по коже, и я старалась не попасть на рану.
Вернулся Кир и расположился в самом тёмном углу. Я быстро обернулась, но смогла различить лишь мерцавшие в темноте глаза. Я слегка залилась краской и прикусила губу, но продолжила мыться. Мне было неловко, что за мной так наблюдают, но одновременно и приятно оттого, что я стала объектом его интереса. Эти чувства смущали меня, поэтому я сконцентрировалась на мытье. Дойдя до паха, я почувствовала небольшое шевеление в углу, но быстро опустилась к ногам и ступням.
Кир действительно не сидел на месте, принеся мне ещё ведро воды. Оно стояло ближе к жаровне и значит, вода была немного более чем тёплой. Тогда я использовала плошку для споласкивания, боясь замочить рану. Покончив с купанием, я обернулась в полотенца, которые мне протянул Кир. Я не решилась мыть голову. Сказывалась усталость, да и била дрожь от голода. Вместо этого я схватила гребёнку и попыталась встать.
Кир поднял меня и перенёс в спальню, оставив на одном из пней около жаровни.
— Ты же знаешь, что я умею ходить. — Я начала расчёсывать волосы. — Твоя очередь.
Кир сделал отрицательный жест.
Я подняла голову, втянула носом воздух и подняла бровь.
Он понял намёк и вышел. Принёс ещё два ведра воды и снова разогрел жаровню. Затем он вернулся, встал в центре комнаты и посмотрел на меня.
Я посмотрела на него. Кир был великолепен в чёрной коже, которая сидела на нем как влитая, и всё же позволяла двигаться точно кошке. Он поднёс руку к воротнику и стал ослаблять ленты на кожанке.
Я не могла отвести взгляд. Он вытаскивал ленты очень медленно, до самого конца, и лишь затем принимался за следующую. Закончив, он взял концы рубахи и также медленно стянул одеяние через голову.
Я прекратила расчёсываться.
Определённо, он был здоровый мужчина. Я сглотнула ком в горле. Слабый свет жаровни блестел на его мускулах, когда он аккуратно положил свою кожаную безрукавку на скамью. Сел снять сапоги и толстые носки. Замер на секунду и пошевелил пальцами ног. Затем встал и как ни в чем, ни бывало, стал расшнуровывать штаны. Медленно.
Я повернулась к нему спиной. Я ухаживала за многими обнажёнными мужчинами в своё время, но смотреть на тело Кира не могла. Оно возбуждало меня. Пробуждало желания коснуться его — почувствовать, как перекатываются мышцы под кожей. Испытать ещё больше его прикосновений и возможно несколько поцелуев. От этой мысли бросало в дрожь.
