– Да разве ж он поймет? – поморщилась Мильва. – Он только и знает, что Я да Я. Сам. Один. Волк-одиночка! Видно сразу, не ловчий он никакой, к лесу не обвыклый. Не охотятся волки в одиночку! Никогда! Волк-одиночка, ха, лжа это, глупая городская болтовня. А он того не понимает!
– Понимает, понимает! – усмехнулся Регис, по своей привычке не размыкая губ.
– Он только выглядит идиотом, – подтвердил Лютик. – Но я постоянно рассчитываю на то, что ему в конце концов захочется пошевелить мозгами. Может, тогда он сделает верные выводы? Может, поймет, что единственное, что у одиночек получается хорошо, – это рукоблудство?
Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах тактично молчал.
– Чтоб всех вас черти взяли, – наконец проговорил ведьмак, пряча ложку за голенище. – Чтоб всех вас черти взяли, вас, кооперированную кучу идиотов, объединенных общей целью, которой никто из вас не понимает. И меня тоже пусть черти возьмут!
На этот раз по примеру Кагыра тактично промолчали все: Лютик, Мария Барринг по прозвищу Мильва и Эмиель Регис Рогеллек Терзиефф-Годфрой.
– Ну и компашка мне досталась, – проговорил Геральт, покачав головой. – Братья по оружию! Дружина героев! Прямо садись и плачь! Виршеплет с лютней. Дикие мордастые полудриады-полубабы. Вампир, которому пять тысяч сто с хвостиком месяцев, и чертов нильфгаардец, упорно твердящий, что он не нильфгаардец.
– А во главе дружины ведьмак, страдающий угрызениями совести, бессилием и невозможностью принимать решения, – спокойно докончил Регис. – Нет, предлагаю двигаться инкогнито, чтобы не вызывать сенсаций, – И смеха, – добавила Мильва.
... и ответила королева: "Не меня о милости проси, а тех, кому ты чарами своими зло причинила. Отважилась ты злые дела творить, так будь же отважной и теперь, когда расплата и справедливость близки. Не в моих силах грехи твои отпустить". И тут же зафыркала ведьма, ровно кошка, загорелись ее злые глаза. "Моя погибель близка, – крикнула она. – но и твоя недалека, королева. Ты еще вспомнишь в свой смертный час Лару Доррен и ее проклятие. И то еще знай, что проклятие мое ляжет и на потомков твоих до десятого колена". Однако, сообразив, что в груди у королевы бесстрашное бьется сердце, злая эльфья чародейка перестала браниться и пугать, проклятием грозить, а словно сука побитая принялась скулить, моля о помощи и милосердии...
Сказ о Ларе Доррен.
Версия людей.
... но мольбы не смягчили каменных сердец Dh'oine, безжалостных, жестоких людей. А когда Лара, прося о милости уже не для себя, а для своего ребенка, вцепилась в двери кареты, то палач-разбойник ударил ее кордом и отсек ей пальцы. А когда ночью мороз лютый прихватил, испустила Лара последнее издыхание на холме меж лесов, родив девочку, которую оберегла остатками еще теплившегося в ее теле тепла. И хоть вокруг была ночь, зима и снежная заметь, на холме наступила вдруг весна и расцвели цветы феавинневедд. До сего дня такие цветы цветут только в двух местах: в Доль Блатанна и на холме, на котором погибла Лара Доррен аэп Шиадаль.
Сказ о Ларе Доррен.
Версия эльфов.
– Я же просила тебя, – гневно проворчала лежащая на спине Цири. – Просила же, чтобы ты ко мне не прикасалась.
Мистле отдернула травинку, которой щекотала Цири по шее, растянулась рядом, уставилась в небо, подложив обе руки под стриженый затылок.
– Странно ты последнее время ведешь себя, соколеныш.
– Не хочу, чтобы ты ко мне прикасалась, вот и все.
– Это же просто забава!
– Знаю. – Цири стиснула зубы. – Просто забава. Все это была лишь просто забава. Но, знаешь, меня это перестало забавлять. Совсем перестало!
Мистле приподнялась на локте, потом снова легла, долго молчала, глядя в голубизну неба, иссеченную рваными полосами облаков. Высоко над ними кружил ястреб.
– Твои сны, – наконец сказала она. – Это все из-за твоих снов, да? Почти каждую ночь ты вскакиваешь с криком. То, что некогда пережила, возвращается в снах. Мне это знакомо.
Цири не ответила.
– Ты никогда не говорила мне о себе, – снова прервала тишину Мистле. – О том, что перенесла. Откуда ты? Есть ли у тебя родные...
Цири резко провела рукой по шее, но теперь это была всего лишь божья коровка.
– У меня были близкие, – сказала она глухо, не глядя на подругу. – То есть я думала, что были... Такие, которые отыскали бы меня даже здесь, на краю света, если б только хотели... Или если б жили. Слушай, что тебе надо, Мистле? Я должна тебе рассказать о себе?
– Не обязательно.
– Это хорошо. Потому что это, наверное, просто забава. Как и все между нами.
– Не понимаю, – Мистле отвернулась, – почему ты не уйдешь, если тебе так плохо со мной.
– Не хочу быть одна.
– И всего-то?
– Это очень много.
Мистле закусила губу. Однако прежде чем успела что-либо сказать, они услышали свист. Обе вскочили, отряхнули иголки, подбежали к лошадям.
– Начинается забава, – сказала Мистле, запрыгивая в седло и вытаскивая меч, – та самая, которую с некоторых пор ты полюбила больше всего на свете, Фалька, Не думай, будто я не заметила.
Цири зло ударила коня пятками. Они сломи голову помчались по склону оврага, уже слыша дикое улюлюканье остальных Крыс, вылетающих из рощицы по другую сторону тракта. Клещи засады захлопывались.
***
Неофициальная аудиенция подошла к концу. Ваттье де Ридо, виконт Эиддон, шеф военной разведки императора Эмгыра вар Эмрейса, покинул библиотеку, кланяясь королеве Долины Цветов гораздо почтительнее, нежели того требовал придворный этикет. В то же время поклон был очень осторожный, а движения Ваттье отработанны и сдержанны – императорский шпион не спускал глаз с двух оцелотов, растянувшихся у ног владычицы эльфов. Золотоглазые коты казались ленивыми и сонными, но Ваттье-то знал, что это не талисманы, а чуткие стражи, готовые мгновенно превратить в кровавое месиво любого, кто попробует приблизиться к королеве ближе, чем того требует протокол.
Францеска Финдабаир, она же Энид ан Глеанна, Маргаритка из Долин, дождалась, пока за Ваттье затворятся двери, и погладила оцелотов.
– Можно, Ида.
Ида Эмеан аэп Сивней, чародейка эльфов, вольная Aen Seidhe с Синих Гор, скрывавшаяся во время аудиенции под заклинанием невидимости, материализовалась в углу библиотеки, поправила платье и киноварно-рыжие волосы. Оцелоты прореагировали лишь тем, что чуточку шире приоткрыли глаза. Как все коты, они видели невидимое, их невозможно было обмануть таким простым заклинанием.
