Не теряя времени, Ольга подошла к нему и, улыбаясь самым благожелательным образом, сказала:
– Могу я попросить вас на пару слов?
– Разумеется, сударь, – живо ответил молодой человек и даже приподнял цилиндр.
– У вас, я вижу, честное и открытое лицо, – сказала Ольга. – Могу я вас попросить о несложной услуге? Вы, как я понимаю, недавно в Петербурге?
– Вчера вечером приехал, – он вновь приподнял цилиндр. – Василий Сидорович Каменецкий, дворянин. У матушки имение в Нижегородской, и я наконец-то упросил ее отпустить меня в этот блистательный город, на что она не сразу и согласилась…
– Очень приятно, – сказала Ольга. – Олег Петрович Ярчевский, дворянин. Вы меня чрезвычайно обяжете, любезный Василий Сидорович… – она достала сложенную вчетверо записку. – Я буду краток, вы наверняка все поймете без лишних слов… В этом вот доме, – она указала на парадное крыльцо, – живет моя возлюбленная, лучшая девушка на свете… Вы когда-нибудь бывали влюблены, господин Каменецкий?
– О да! Собственно, я и сейчас имею честь… Она…
– Значит, вы прекрасно меня понимаете, – прервала его Ольга. – Моя история банальна, вы наверняка сталкивались с подобным: чувства наши горячи, неподдельны и пылки, но, вот беда, отец девицы ужасный самодур… Меж нашими семействами старая распря, тяжба о спорных землях…
– О да! У нас в уезде…
– Словом, вы понимаете… Сей бурбон категорически против нашего общения, у меня, так сложилось, нет никакой возможности снестись с моей возлюбленной… Не будете ли вы так любезны передать эту записочку? В собственные руки, непременно в собственные! Отца как раз нет дома… Вид у вас как нельзя более светский, держитесь уверенно и попросите, чтобы вас немедленно провели к княжне Вязинской, Татьяне Андреевне… Скажите, пусть ей передадут… – Ольга задумалась на мгновение. – Что вы пришли от того, кто, как и она, наблюдал луну в решето. Это, да будет вам известно, такой условный знак. Она вас, несомненно, тут же примет, и вы…
– О да! – с большим воодушевлением воскликнул нижегородский дворянин, сразу видно, пребывавший на седьмом небе от счастья, что оказался замешанным в столь романтическую историю. – Могу вас заверить, все будет исполнено наилучшим образом.
Он самым энергичным шагом направился к особняку и скрылся за парадной дверью. Ольга перешла чуть подальше от прежнего места, стала наблюдать.
Буквально через минуту молодой человек появился вновь. В руке у него по-прежнему была зажата записка, а его вид переменился самым решительным образом: он выглядел растерянным, удрученным, спускался по ступенькам медленно, понурив голову. Нет, подумала Ольга, ощутив болезненный укол в сердце, только не это…
Нижегородец вертел головой, отыскивая ее, и Ольга направилась к нему, все еще молясь в душе, чтобы не случилось вовсе уж страшного, чтобы Татьяна оказалась жива…
– Мне, право, так неловко… – промолвил провинциал, чья румяная физиономия была исполнена искреннего сочувствия и горя. – Княжна… княжна вот уже три дня как лежит в лихорадке, она серьезно больна, и увидеться с ней решительно невозможно…
Ольга ощутила одновременно и радость, и тоску. Рухнула и вторая часть плана, но зато Татьяна была жива, худшего не произошло…
– Примите мои… – с убитым видом говорил провинциал. – Я понимаю, ах, как я понимаю…
– Простите, но мне хочется остаться одному…
– Да, конечно же… Крепитесь, все обойдется…
Он неуклюже раскланялся и бочком-бочком отошел прочь, смешался с прохожими. Комкая в руке бесполезную записку, Ольга подумала: вызвана ли эта нежданная лихорадка естественными причинами или постарались известные субъекты? Ни в чем нельзя быть уверенной, даже в том, что молодому провинциалу сказали правду и Татьяна в самом деле хворает, а не лишена свободы общения в силу каких-то очередных коварных интриг…
И что теперь? Можно ли говорить, что выбор невелик, если у тебя есть целых две возможности?
Можно отправиться с большими предосторожностями в домик на Васильевском… что, собственно, ничего не даст даже при условии, что там по-прежнему безопасно.
А можно попробовать сдаться на милость графа Бенкендорфа.
Именно над этой возможностью Ольга и задумалась всерьез. В нынешнем своем положении, лишившись колдовского умения, она будет полностью зависеть от графа. Но, с другой стороны, уж он-то, безусловно, не связан с ее гонителями, наоборот… Вовсе не обязательно упоминать о колдовстве, все равно не поверит, а доказать нечем. Зато Бенкендорф, никаких сомнений, с большим вниманием отнесется к другим ее рассказам. Итак…
Дерзкая амазонка, выросшая в глуши и оттого сохранившая непосредственность характера, развлечения ради отправилась на поиски приключений в мужском платье, под видом провинциального гусара. В этом качестве она и оказалась посвященной в планы заговорщиков, ну, а потом события естественным образом добрались до логического завершения, когда ей пришлось, все еще в облике корнета, скрутить напавшего на государя злоумышленника. Уж этот факт – спасение ею государя императора – настолько достоверен и весом, что станет серьезным козырем и свидетельством в пользу правдивости остального. Злокозненный камергер, увидев крушение своих планов и узнав, кто был тому причиной, быстро составил коварную интригу, подделав купчую, отчего опрометчивая барышня и оказалась в печальном своем сегодняшнем положении. Она всего-навсего не говорит всей правды – но то, что готова выложить, само по себе достаточно убедительно.
Это, пожалуй выход, не уступающий по надежности бегству в Европу. Как ни крути, а именно она отвела кинжал от императора, неужели его величество окажется настолько неблагодарным, что отвернется, узнав истинное лицо своего спасителя? А Бенкендорф, конечно же, незамедлительно осведомит его обо всем… Известны примеры, когда государь в других грязных делах решал дело без промедления, не по закону, а по справедливости…
Решено. Она отправится к Бенкендорфу…
Ольга вздрогнула, как от нежданного удара, почувствовав на себе тяжелый, крайне неприязненный взгляд…
Безупречно одетый человек с квадратной бульдожьей физиономией, пронзительным взглядом и брезгливо опущенными уголками губ не сразу успел отвести глаза – и проделал это так неуклюже, что сомнений на его счет не осталось. Он стоял шагах в сорока от нее, с двумя такими же безупречно одетыми субъектами, один из которых – Ольга узнала его – не далее как вчера наблюдал за каретой, когда они с Фельдмаршалом отъезжали от дома клятого антиквария… Разумеется, с той же вероятностью эта троица могла оказаться не людьми камергера, а сыщиками графа Бенкендорфа (вряд ли склонного быть пассивным свидетелем любого серьезного события, задевавшего интересы его ведомства), но куда прикажете девать чутье? Сердце подсказывает, что дело обернулось скверно и эти типусы…
