Он снова рассеянно умолк. * эх, все-таки любил он ее, лешую!
– Значит, Вы заключили с ней союз?
Подняв глаза, он лишь молча кивнул и, поднявшись, положил стрелу обратно в колчан. Я молча глядел на огонь, * ух, мальчик либо уже был, либо от суровой жизни сделался пироманом размышляя над окончанием истории. Гарретт жил, а Каррас был мертв, ясно, кому досталась победа. Но мне доверили лишь часть правды, нечто важное осталось невысказанным. Я вглядывался в лицо Гарретта, снова занимавшегося бомбой, глаза его по-прежнему были серьезны.
– Где же она теперь? – осторожно спросил я. Вор не прекратил работы и не поднял глаз.
– Пожертвовала собой в борьбе с Каррасом. – последовал краткий ответ. Я видел, что спусковой затвор бомбы был уже давно чист и не стал задавать других вопросов.
24
Этой ночью я увидел перед собой церковь Св.Квинтуса. Она не лежала в руинах –застекленные окна переливались оттенками красного, колокольня гордо и прямо поднималась к небесам. Темные тучи, проплывая мимо, отбрасывали вниз тени и я увидел, как несколько моих братьев вышли из ворот. Их одеяние говорило об окончании панихиды, но кто же был погребен? Желая приблизиться, я сделал один шаг по ступеням, но тут картина расплылась перед глазами и впереди снова возник пустой, заброшенный остов разрушенной церкви. Внутри не было ни души, лишь усевшиеся на балках вороны оглашали воздух своим карканьем, а жалобно плачущий ветер гнал по небу свинцовые облака. Темно-красный цветок, проросший сквозь трещины в ступенях, трепетал от порывов безжалостной бури.
Дрожа от холода, я был разбужен тонкими лучами солнца. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя со сна. Потом я встал, чтобы подбросить дров в почти угасший очаг, стараясь при этом не разбудить еще спящего Гарретта.
Непрекращающийся мороз все сильнее проникал сквозь стены дома, поэтому в комнате становилось так холодно, если огонь гас. Укутавшись в свой плащ, я уселся перед камином и задумчиво прислонился лбом к холодному облицовочному камню, ощущая на лице первые волны тепла от разгорающегося пламени. Вдруг мои пальцы наткнулись на какой-то предмет в кармане. Несколько сбитый с толку, я вытащил измятый кусок бумаги – ту самую рукопись, что подобрал с пола в комнате Крысюка. Видок у нее был весьма потрепанный.
Передо мной лежала идеально нарисованная карта Катакомб. Как, интересно, сумел там заблудиться этот болван Лестер, обладая подобным шедевром? Разглядев неаккуратные надписи поверх рисунка, я с тайным удовлетворением отметил, что Крысорожий не был силен в письме, у меня и то выходило лучше. Разобрать его закорючки оказалось почти невозможно. Тем не менее я все же попытался соединить вместе понятные куски текста и в конце концов слова обрели смысл. Крысюк сделал пометки о медальоне и летописи, которые в основном описывали внешний вид обоих артефактов. Имя „Азаран“ стояло чуть в стороне, а сразу под ним „Книга Праха“, еще слово „Энджелуотч“, пара каких-то чисел и неизвестное мне название улицы.
Ну, понятие „Энджелуотч“ было известно даже мне. Так называлась штаб-квартира Механистов, там они чаще всего собирались, если не считать огромного Собора, по слухам лежащего сейчас в руинах. Энджелуотч был самым высоким зданием Города – башнеподобное и почти целиком сделанное из металла, оно впечатляло и одновременно действовало угрожающе на каждого, кто еще издали видел его, приближаясь к Городу. В то время, когда Энджелуотч еще населяли Механисты, я с крайним недоверием разглядывал эту громаду. Давящее величие и несоразмерная высота вызывали в душе чувство, что честолюбие (или же откровенное безумие) ее создателя являло собой насмешку над трудами Строителя и оскорбляло его, хотя сами члены секты утверждали совсем противоположное.
В Энджелуотче Каррас воплотил попытку поставить себя на один уровень с творцом всего сущего. И это вызывало страх – я боялся божьего гнева, хоть и не был образцовым представителем моего Ордена. Но что связывало летопись и медальон из древнего склепа с исполинской башней, ставшей теперь обителью богачей и некоторых зажиточных горожан, оставалось полнейшей загадкой.
Услышав позади глубокий вздох, я обернулся. Гарретт открыл глаза, коротко глянул на меня и встал с кровати. Камин между тем прогрел маленькую комнату и я, умывшись и одевшись, пошел приготовить что-нибудь к завтраку.
– Это я нашел вчера, – сообщил я за едой, положив кусок бумаги на стол. Гарретт бросил на него взгляд, подтянул поближе пальцем, чтобы прочесть.
– Неплохо.
– Не могу понять, о чем тут речь.
– Да нет, ты как раз помог продвинуться нашему делу. Тот, по чьему заказу гильдийцы выкрали медальон, назначил место встречи на этой самой улице.
– Что он имел в виду под этим именем и названием книги?
– Имя „Азаран“ о чем-то мне напоминает...
Гарретт безо всяких мыслей вертел в руках бумагу, а я, не желая мешать, помалкивал. Потом, опять поглядев на меня, вор произнес:
– Азарон – тот самый сумасшедший из Башни Некроманта.
– Башня Некроманта? – уже само слово вызывало отвращение. Не знаю, что оно означало, но явно как-то было связано со смертью.
– Однажды я ее... посетил. Хозяин-гений с безумной страстью увлекался нашими новыми приятелями-мертвяками и всячески с ними экспериментировал. Думаю, что однажды он принадлежал к Братству Руки.
– Так он и есть причина всей этой дряни! – воскликнул я.
– Маловероятно.
– Но...
Гарретт нетерпеливо махнул рукой.
– Он мертв уже много лет.
Я осекся, удивленно вытаращившись на него.
– Но если мертв, почему им интересуется Гильдия?
– Спросим у Езекила. – пожал плечами Гарретт. – Он-то уж точно должен был знать Азарана.
– Значит, сегодня ночью мы опять вторгнемся в Башню Магов?
Он снова рассеянно уставился на бумажку и лишь покачал головой в ответ, не поднимая головы. Кажется, вор пока не собирался посвящать меня в свои планы. Тогда я оставил его в покое и погрузился в собственные мысли, немножко разочарованный тем, что мы не пойдем сегодня в Крепость Магов.
Мне вновь хотелось повидать Дану. Конечно, любой благочествый хаммерит должен гнать от себя подобные мысли, однако за это время стиль поведения послушного новичка-неофита почти стерся из моей памяти. Я уже не знал, смогу ли – и самое главное, хочу ли вернуться. Не стоило попусту тратить время, размышляя об этом. Какой у меня собственно оставался выбор? Без моего спутника я не продержусь долго в Городе, его образ жизни мне не по душе, да к тому же у меня и в помине нет его талантов и способностей. Я родился крестьянином и желание стать хаммеритом уже казалось невероятно огромным рывком из повседневной реальности. Зачисление в ряды Ордена означало для меня большое счастье и надо быть совсем уж неблагодарной свиньей, чтобы теперь раскаиваться в принятом решении.
