Мысли у него были такие же размеренные и такие же серые. Даже и не мысли вовсе, а воспоминания об их с Рином приключениях, казавшихся сейчас такими далекими и детскими.
…-кукушка, кукушка, сколько мне жить?…
…-а мне?…
И осенний лес, и маленький домик с резными наличниками и игры у реки…
…-но меня нет…
– Не говори так. Ты есть! Есть чокнутый сумасбродный парень – мой друг. Ты сумасшедший отчаянный идиот, но ты есть. И кому какая разница, на кого ты похож, и чье имяты носишь. Мне все равно…
Ты есть.
Я есть…
С этой мысли сознание внезапно перепрыгнуло на то, о чем говорили они вчера, и по коже пробежался неприятный холодок.
… То, что придумали Ольг и Ивэн, было правильно, умно и подло. Так, по крайней мере, показалось внимательно слушавшему весь вечер Элиа.
Украсть ключи у держателя городской стражи было нелегко, но возможно – тот носил их на поясе, никогда не расставаясь. Злые языки говорили даже, что господин Вар потому не имеет жены, что не расстегивает пояс. Но была у него страсть, затмевающая все остальное – господин держатель темницы любил слушать выступления менестрелей и смотреть представления, которые показывались ими на городских площадях.
Рин пел хорошо. Для остальных музыкантов не было тайной, что именно его песни привлекают к себе внимание народа. Потому-то именно ему и предстояло отвлекать внимание господина Вара и его свиты, пока согласившийся-таки Кларенс крал бы ключи с пояса.
Все это было настолько непрочно, настолько дерзко, что просто обязано было сработать – так, по крайней мере, сказал сам Рин, ухмыляясь в ответ на беспокойство Элиа. В этом он остался прежним бесшабашным Рином, что жил когда-то в замке Нарит…
Но Элиа все равно мучила тревога.
Как всегда.
Как бы он не тщился избавиться от этого своего страха – потерять тех, кто тебе дорог, ничего не получалось. Даже когда друзья находились после долгой разлуки, Элиа долго не мог поверить, что это произошло, что они вновь рядом. Ощущение потери было настолько сильным, что он просыпался ночью и бежал к кроватям Ольга, Кларенса и Рина, чтобы проверить на месте ли они. Это было глупо и по детски, и Элиа прекрасно это знал, но по-другому не получалось, хоть тресни. Он никому об этом не рассказывал – Ольг бы, услышав об этом, принялся бы за очередную душевную беседу, считая своим долгом его успокоить, а Кларенс бы просто его осмеял. Рину бы Элиа не рассказал ничего тем более – не хотелось скидывать на друга еще и свои беды.
Стало трудно дышать и Элиа распахнул ставни. Из открытого окна потянуло запахом дождя, мокрой земли и шорохом капель по крыше.
* * *
Все произошло мгновенно.
Пронзительно – печальная песня.
Легкое движение руки в случайном столкновении с дородным, богато одетым мужчиной.
Неуловимо быстрая встреча двух юношей на переполненной улице близ городской тюрьмы.
Бешеная скачка к воротам, выводящим из Неара, и дальше, на старый тракт…
Элиа, уходящий из города отдельно, вдвоем с Кларенсом, стоявший перед Рином и молчащий. Хотелось что-то сказать, но говорить было не о чем.
Случайная встреча двух старых друзей заканчивалась расставанием – менестрели двигались дальше, на юг. А он, Рин, даже не думал оставаться.
Это жизнь, Элиа. Люди приходят и уходят, как приходит и уходит все на свете. Я стал частью твоей истории, но у меня свой Путь. Мой Путь – песни, и они нужны не только тебе одному. Я не говорю тебе Прощай, ибо мы еще встретимся – я так чувствую. Но сейчас мы расстанемся надолго, юный принц.
Но одно я тебе могу дать, принц. Одну – твою – песню.
– Держи, – тонкие пальцы, измазанные в чернилах, протягивают свернутый вчетверо клочок бумаги.
Элиа передергивает плечами от жалости. Рин, даже слепой, протягивает бумагу прямо ему в руки, будто видит. И улыбается снисходительно – словно видит и гримасу жалости на его лице.
– А что это?
– Это… Это…песня, – находит наконец ответ юный певец, – ты не читай ее пока, ладно. Дождись битвы, только не обычного сражения, а настоящей битвы, и перед ней – прочти. Хорошо?
– Хорошо, – согласился Элиа. И вдруг отвернулся, чтобы скрыть слезы – как будто незрячий мальчик, что стоял перед ним, увидел бы их на его лице, – Прости меня.
– Не за что. Иди, Элиа, тебя ждет твой друг, да и меня заждались.
Короткий взмах рукой, и Элиа бежит к Кларенсу, державшему в руках поводья двух неказистых, но крепких лошадок. Спустя минуту они уже мчатся по дороге к старому лесу, где их ждут Лесные Братья, Ольг, освобожденные из городской темницы мятежники, и оружейник по имени Колин, друг законного короля Торинода – Эвана.
Только вот я не хочу ни сражений, ни битв, друг менестрель. Как с этим быть? А?
КОРОЛИ НЕ УЧАСТВУЮТ В БИТВАХ
Давным-давно маленький мальчик из неарского богатого рода зашел с отцом в кузнечный проулок, залюбовался тонкой работой мастеров и влюбился в резкий запах каленого железа, что поднимался надо всем кварталом, принадлежавшем цеху оружейников. Он приходил сюда снова и снова, да так потом и остался, попросившись в подмастерье к старику оружейнику, лучшему из кузнецов Торинода, славного своими мастерами на все страны окрест.
Скандал в благородном семействе, конечно, вышел отменный. Наследник одного из богатейших и знатнейших родов столицы вместо того, чтобы заниматься охотами и развлечениями, ушел из дома – и куда? Не на поиски мудрости, не в путешествия по миру, и даже не в политику – а в кузнецы. Как презренный, прости все боги, ремесленник. Отец немедля отрекся от непокорного сына, завещав все свое немалое состояние малолетней дочери, общество осудило упрямца, назвав едва ли не мятежником, лишь друг детства, наследный принц Эван, поддержал юношу во всем, тем самым показывая окружающим и свое сумасбродство.
А звали того юношу – Колин Лаатма. И был он двоюродным племянником короля.
Колин быстро учился, да и страсть к красоте в нем жила изначально. Прошел год, второй, третий, и вот уже слава о талантливом мечнике шла не только в Неаре, но и по всей стране. Старый кузнец передал своему ученику все, что только накопил за долгую жизнь и удалился на покой, оставив Колину и мастерскую и должность Старшего надо всем цехом оружейников, даром, что было тогда парню всего восемнадцать.
Колин был не просто мечником – он был Великим мечником, из тех, которые рождаются раз в несколько веков. Выкованным им клинкам не было цены, владельцы давали им имена, ценили их как талисманы в битвах; каждый из мечей, созданных мальчишкой-отступником ценился на вес золота, и дороже.
