Крепко спали охранники, даже те, кто возле забора дежурил, кемарили, поэтому и не заметили одинокую фигурку в рваном тулупе, по полю от усадьбы в сторону рощи бредущую. Добрался Чик до места ночного становья без хлопот и без злоключений, но вот только ни лошадей, ни телег вокруг костров, наспех затушенных, не увидел.
«Значит, все-таки удалось кому-то от погони скрыться, – пришел к выводу Чик, ничуть не опечалившись. – Но только мне это без разницы, поскольку о сундуке волшебном, окромя Карба да самого Налимыча, никто и не ведал». Не ускорил вор шага, не побежал в деревню изо всех сил, а, наоборот, замедлил, поскольку понимал, что разбойнички, ночью уцелевшие, сейчас в дом Налимыча подались да пожитки его меж собой делят… Не пропадать же добру бесхозному?
Не торопясь, парень брел, шел шагом почти прогулочным, поскольку спешить ему было некуда, а до окончания срока, колдуном отведенного, еще уйма времени оставалась. Ближе к полудню вошел в деревню. Как и ожидал, были ворота домищи богатейского открыты нараспашку. Во дворе ни псов, ни скотины уже не было, лишь повсюду тряпки да мешки опустевшие разбросаны. Сперва похозяйничали разбойнички, а за ними следом и соседи заботливые ручки приложили, растащили все, что лихим людишкам было без надобности. Как последний мужик со двора оглобли унес да кучу штанов старых на тряпки, опустел дом, обезлюдел, как замок проклятый, про которые Чик на базаре не раз байки да сказки слышал.
Ни живой души не встретив, ни на мертвое тело тоже не наткнувшись, спустился вор в подвал, где он прошлый день пленником провел, да открыл дверь в сокровищницу богатея. Тут не выдержал Чик, раскатисто рассмеялся. Унесли мародеры, ворье военной да опальной поры, все: и злато, и серебро с медяками, даже запор дверной от жадности выломали, не тронули лишь то, что самым ценным в подземелье и во всем доме было. Стоял волшебный сундук на прежнем месте, и никто на него, сиротинушку, не позарился.
Посетовав, насколько люди темны да невежественны, взялся парень через силу за работу, поскольку матушка Лень с сестренкой Неохотой его шибко одолели и поспать в уголке теплом вдвоем подговаривали. Нашел вор в куче барахла ненужного, по полу разбросанного, гвоздики подходящие, согнул их быстренько умелыми пальцами да в замочек вставил. Однако прежде чем наказ колдуна исполнить, решил паренек внутрь сундука заглянуть да свечением голубоватым в последний раз полюбоваться. Открыл Чик крышку, и как днище, огоньками блестящее, увидел, посетил его голову соблазн: «Выходит, все зря! Зря я в деревню поперся, да и лишения потом терпел! Не осталось в карманах даже медяков жалких, все люди Налимыча отобрали. А может, мне пару монет золотых сундуку заказать: за труды мои тяжкие? С него ж не убудет!»
Уже собрался вор желание загадать, да только вдруг ему слова колдуна вспомнились. Не возникает ничто из ниоткуда, если в одном месте прибудет, значит, в другом убудет! Тут-то и призадумался парень, а из чьего кармана он золотые монеты добудет? Поделом, если из разбойничьего, а если он труженика какого обворует иль, того хуже, вдову многодетную последних сбережений лишит? Одни становятся ворами от жадности, другие – от безысходности! Первые без разбора у всех крадут, другие в карман бедняка лишь по крайней нужде залезут.
Подумал-подумал Чик, в голове поприкидывал, каков шанс человека доброго, собственным трудом живущего, обобрать, да и не стал рисковать. Лучше уж без медяка единого мыкаться, чем богатею, наподобие Налимыча, уподобиться! Решил не гневить парень судьбу, ведь она ему потом покоя не даст, а правду узнать так и не получится.
Хлопнул в сердцах Чик крышкой, и тут же испугался, как бы от удара сундучок старенький не развалился, затем вздохнул с облегчением: ни крышки, ни стенок шатких он нисколечко не повредил.
Запирать не вскрывать, ломать не строить! На этот раз работа заметно быстрее пошла. Щелкнул Чик дужками замочными да зашевелил ловко отмычками самодельными, благо, что сундучок совсем недавно отпирал, и последовательность поворотов память молодецкая еще помнила. Запер парень сундук, посидел еще недолго рядышком, повздыхал об упущенной возможности обогащения быстрого, да и прочь от соблазна пошел.
Вышел вор из дома, затем со двора да к околице, ежась, побрел. Соседи Налимыча да прочие деревенские жители его, конечно же, видели и подивились, чего это чужак средь бела дня по деревне разгуливает, да еще когда в округе такое творится, но препятствий парню чинить не стали, поскольку из деревни он шел, а значит, и пакостей никаких уже не учинит.
* * *
Путь долгий парню предстоял, до города добраться раньше рассвета следующего дня и не рассчитывал. Брел он не спеша; еле ноги волочил, силы берег. Спать шибко хотелось, проклятущие веки отяжелели и сами собой закрыться пытались, но дремать было нельзя. Смерть тому, кто в дороге пешей зимою заснет, замерзнет на холоде! То и дело моргали глаза уставшие и слезились, что спасу не было, потирал их Чик частенько, и в один такой раз только ладони от глаз отнял, глядь, а он уже не посреди дороги стоит, а в лесу, на той самой поляне, где с жителем лесным беседовал. Так же костерочек горел, так же похлебка вкусная над огоньком булькала, да и колдун никуда не подевался: в той же позе, на том же месте сидел, и на воришку вприщур глядя, уголками губ усмехался:
– Чо встал, глазищами заморгал?! Того и гляди, ресницы поледеневшие отвалятся! Садись к костерку, погрейся да варевце мое отведай! – хитро щурясь, произнес лесной житель да на морозе трясущемуся гостю миску, до краев полную, протянул. – Оно сегодня особливо вкусно, без пересола… удалось!
– Зачем вызвал, пошто путь мой прервал? – боясь смотреть колдуну в глаза, ответил парень, осторожно присел и головой замотал, от угощения колдуна отказываясь.
Горяча была похлебочка, ароматец от нее вкусный шел, да только опасно было то варево есть. Боялся Чик. Уж больно многое ему стало ведомо, а проку с него чернокнижнику уж никакого нет. Справился вор с поручением, исполнил волю человека лесного, а тот его вместо благодарности и отравить мог.
– А куда тебе идти? Что тебя держит в городе или, может, кто-то ждет? – усмехнулся колдун, похлебку из миски обратно в котелок перелив. – Ты ж сиротой уродился и в жизни лишь мыкался! Ни приятелей, ни родных, никого у тебя нет, а дом твой там, где с лежака хозяева не сгоняют!
– Тебе-то что за дело до бед моих? Подсобить, что ль, решил?! Золота, что ль, за услугу отмеришь иль чего другое колдонешь?!
– Нет, колдовать я не буду, – насмешливо хмыкнул повелитель волчьей стаи, – но совет тебе, парень, хороший дам. Не отвечай впредь вопросом на вопрос, злит это людей, и даже если прав, то все равно виноватым станешь! Что же до дел твоих, то хоть это и странным те покажется, но интерес у меня к ним имеется…
