Варя кружилась привязанная к круглому щиту, а Биатриче сидел напротив. Нет стены позади щита — он ни к чему не крепится. Пола под Магистром тоже нет — все происходит в пустоте, как будто неведомый художник закрасил черной краской все, кроме Вари, щита, стула и Биатриче. В руках колдуна появился нож. Резкое движение — нож попал в щит, между ног Вари. Там же торчат еще несколько, но отнюдь не всегда Магистр оказывался настолько меток. Напротив, в дереве застряло куда меньше лезвий, нежели в теле несчастной женщины. Щит продолжает крутиться, второй нож материализуется в старческой руке — раз! Вошел в толстое бедро по самую ручку.
— Зачем ты мучаешь меня? — спрашивает Варя Трохина. — Неужели недостаточно того, что ты уже сделал?
— Нет, — ответ Магистра короток, как жизнь бабочки.
— Но зачем, ради бога, зачем? — надрывается Варя. Ей не больно нет, кристалл Обезболивателя уничтожил чувствительность. Но она страдает из-за другого.
— У меня есть причины. — Магистр колдует еще один нож и снова бросает — на этот раз попало в доску рядом со щекой. — Твои внуки стали моим проклятьем Варвара, однако…
Магистр делает пасс рукой, пространство вокруг наполняется светом. Колдун настолько могущественен, что погрузил их обоих в Сон просто усилием воли. Жюбо не удалось проникнуть в сновидения внуков Вари, но Магистру Биатриче — это раз плюнуть. Он проносит картины перед собой и Варей в поисках нескольких нужных. Всего три сновидения способны прояснить женщине все. Вот, она видит первое.
Это сон Жени Трохина. Он первым почувствовал изменения, первым задумался о жизни семьи по-настоящему. Сновидение Жени необычно — это приснилось ему за полтора года до смерти отца. Хотя здесь он еще ребенок. Его школьный класс, но только он сидит и слушает учительницу — в помещении больше никого нет. Учительница — седовласая, очкастая, худая как жердь Ольга Анатольевна. Его первая учительница, да и он первоклашка.
— Евгений Трохин значит? — спрашивает училка, калякая что-то в журнале. — Оставлен на десятый год.
— Нет, Ольга Анатольевна, — оправдывается Женя. — Я никогда не оставался даже на второй год… я окончил девять классов и поступил в техникум…
— Еще пара таких высказываний и я влеплю тебе двойку по поведению, — учительница говорит строго, но не поднимает глаз от журнала. — Хорошо, Евгений, если ты говоришь правду, прочитай мне алфавит.
Женя хмурится, вспоминая порядок букв. Потом начинает:
— А, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, к, л, м, н, о, р, т, у, кажется ч, потом щ…
— Неверно! — Она, наконец, оторвалась от журнала. — Где й? Где с? Где они Евгений?
— Простите Ольга Анатольевна, это было так давно, что я забыл, — говорит Женя смущенно.
— Конечно забыл. Поэтому ты сюда и вернулся. Чтобы вспомнить то, чего никогда не знал. Повторяй за мной: а, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, э, ы, ь, ю, я.
— А, б, в, г, д, е, ё, ж, з, и, й, к, л, м, н, о, п, р, с, т, у, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, э, ы, ь, ю, я.
— Молодец. Запомнил?
— Да, Ольга Анатольевна.
— Тогда иди к доске и запиши.
Женя встает и идет. Пишет. Учительница недовольна. Она заставляет не торопиться и вывести каждую букву — у Жени очень корявый подчерк. Следом он пишет простые предложения, затем составные. Учит в чем отличия, учительница требует повторять каждое правило. По мере урока, Женя растет, взрослеет, теперь ему уже десять лет. Он возвращается за парту, пишет диктант. Училка проверяет, ставит четверку. Потом еще один диктант, Женя исправляется и пишет на отлично. Но учительнице мало, она задает еще тексты, с каждым разом все сложнее и сложнее. Женя вынужден переписывать все, пока не достигнет совершенства. Он взрослеет еще больше, из подростка в юношу, потом подбородок покрывается первой щетиной, она сбривается сама собой, но остается синева, как будто бритье для него дело привычное. Он достигает своего возраста, потом переступает черту, седеет, лысеет, ему уже шестьдесят, когда пишет самый сложный диктант, где есть вставки из латыни. А учительница не меняется — такая же женщина лет сорока и только учебники в руках становятся другие, сообщая новые правила.
— Хорошо, — говорит Ольга Анатольевна. — С русским мы разобрались. Теперь урок математики.
Женя вмиг молодеет, превращается в того же первоклассника. Сотни общих тетрадей, исписанные каллиграфическим подчерком исчезают с парты, там появляется тоненькая тетрадочка в клетку и учебник по арифметике.
— Итак, Евгений, скажи мне, сколько будет два плюс два?
На это умственных способностей Жени хватает. Добравшись до простого умножения, он подрастает до третьеклассника.
— Ну что же, здесь все не так запущено, — довольно говорит учительница. — Перейдем к уравнениям посложнее…
Они переходят. Женя несколько раз выходит к доске, решает пример за примером. Добравшись до алгоритмов, у него опять появляются усы. Все повторяется, он растет по мере набора знаний. Они переходят на геометрию, следом идет алгебра, высшая математика и так далее. К концу Женя может спокойно преподавать математику студентам. Естественно каждая циферка тоже написана идеально — как будто не рука у Жени, а пишущая машинка. Постарев, он может нарисовать идеальный круг или прямую линию любого размера, не пользуясь циркулем или линейкой.
— Идем далее Евгений, идем далее, — говорит учительница.
Эта ночь растянулась для него на годы, может быть даже на века. Ольга Анатольевна не успокоилась, пока не вдолбила уйму информации.
— Но самое интересное Варя, — разносится сухой голос Магистра Биатриче, — проснувшись, он ничего не вспомнил. Приснившиеся знания придут к нему постепенно, а прорыв наступит только после смерти отца.
Отступление Архивариуса номер два
— Почему, даже потеряв сою помойку, увидев мертвых демонов воочию, ты все равно не веришь?! — возмущался Женя. — Какие тебе еще нужны доказательства?
— Адекватные, — ответил Петя.
На этот раз они встретились в офисе Жени. Два брата сидели в мягких креслах: Женя за столом на месте директора завода, Петя на гостевом. Младший брат приехал сегодня утром, но отказался встречаться в доме, где жил Эстебан. Старый цыганский барон по-прежнему вызывал у бывшего ассенизатора недоверчивое раздражение.
— Но ты ведь видел все своими глазами! — продолжил Женя. — Какие доказательства должны быть, чтобы ты назвал их адекватными?
— Если бы сейчас на твоем столе лежал один из них, а у меня был набор хирургических инструментов для вскрытия. Да и какая теперь разница? Мертвые демоны, живые демоны — один хрен, их больше нет. Они похоронены навеки.
