– Карету княжны Оболенской! – крикнул лакей с пустыми глазами, когда тетушка и Маргарита покинули императорский дворец, и верный Алексис тут же подогнал экипаж.
Маргарита и тетушка уселись в карету и снова понеслись по призрачным улицам к Симеоновскому мосту. Маргоша, отвлекшись от всех мучительных вопросов (нечего косить под Чернышевского и страдать, без конца размышляя, что делать, хотя в относительной близости от Петропавловской крепости подобные мысли даже утешительны), опять погрузилась в созерцание мелькавших за окном видов – это было еще интереснее, чем рассматривать альбом, изданный в начале XX века к 200-летию Санкт-Петербурга.
Между тем тетушке припала охота поговорить на высокие темы – прием у покойного императора настроил ее на торжественный лад.
– Вот видишь, дитя мое, ты сегодня испытала нечто такое, что прежде и вообразить-то себе не могла. Должна заметить, государь отнесся к тебе благосклонно. Теперь твоя судьба должна измениться.
На тетушкино замечание следовало что-нибудь ответить. Не поддержать разговор в таких обстоятельствах было бы просто неприлично. Маргарита отвлеклась от разглядывания Русского музея – музей как музей, почти такой же, только назывался музеем имени Александра III да фасад его был поярче покрашен – и искренне сказала:
– Тетушка, я все же до конца не могу поверить в происходящее. Даже не то чтобы поверить, а осознать не могу…
Княжна грустно улыбнулась уголками губ:
– И не пытайся. Не все, далеко не все поддается осмыслению. Нашим миром правит магия. Это следует принять как данность. Она сильнее нас всех. И поверь мне, дорогая, именно она предопределяет нашу судьбу.
Вдруг из темного угла кареты, где сгущались тени, раздался голос:
– Нельзя верить лишь в торжество тайных магических сил, предопределяющих твою судьбу. Предопределение, конечно, дело хорошее, но всегда есть еще и свобода воли, особенно у тех, кто с магией накоротке… Короче говоря – человек сам кузнец своего счастья. Прости за банальность.
Это была Валька.
Княжна молча закатила глаза, демонстрируя, насколько неуместно в настоящий момент появление валькирии с ее армейскими манерами и житейскими рекомендациями, но Маргарита приятельнице даже обрадовалась.
– Валюшка, откуда ты? – поинтересовалась она (когда карету подали к Зимнему дворцу, никакой валькирии в ней не было – в этом Маргоша могла поклясться).
– Откуда, откуда? Догадайся с трех раз, – пробурчала та. – Ты что думаешь, я бы тебя отпустила одну в такую рискованную авантюру?
– Что значит – одну? – взвилась княжна. – Я, кажется, сопровождала свою племянницу. Или меня вы уже и за человека не считаете?
– Спокойно, тетя! – отрезала Валька. – Ваше сопровождение ценно только в том смысле, что вовремя складочку на воротничке поправите да подскажете, когда в книксене присесть. А в вопросах защиты толку от вас, пардон за откровенность, немного. И недавние события это наглядно показали. Проблем мы с вами имели выше крыши…
– Сколько можно упрекать? – Княжна поднесла к глазам кружевной платочек, чтобы показать, как сильно обижена – даже слез сдержать невозможно! – Я делаю все, что в моих силах, и еще сверх того. Сегодня мне удалось совершить буквально невозможное…
На Вальку это сильного впечатления не произвело.
– Да бросьте вы, – сказала она небрежным тоном. – В мире ничего невозможного не бывает. Все зависит лишь от степени подготовки и уровня оптимизма. Мы рождены, чтоб сказку сделать былью! Я на всякий случай решила вас сопровождать, от греха… Инкогнито, само собой, под чарами невидимости. Обо мне, естественно, в данный момент никто не думал и не вспоминал, вот и не просекли, что я рядом. И Брюсы с нами были. Они и сейчас по бокам от кареты летят, Маргошку охраняют. Без секьюрити на такое дело идти стремно, ученые уже.
Маргарита с удивлением выглянула в окно, но никого не заметила.
– Да не зыркай ты, не увидишь! – усмехнулась Валька. – Духи как-никак. Являются, когда сами сочтут нужным. Сейчас им в невидимости удобнее. Вот домой вернемся, по рюмашке пропустим, чтобы событие отметить, ребята расслабятся и облик свой обретут.
Как ни крути, пора было возвращаться в Москву. Маргарита собирала вещи, а тетушка металась вокруг, заламывая руки, и как, обычно, горько причитала:
– Деточка, я была уверена, что ты останешься здесь, в доме твоих предков… У меня нет никого ближе тебя, дорогая! На кого ты бросаешь свою старую тетку?
– Тетя, вы вовсе не старая! Вы полны сил. Поймите, я не могу жить в призрачном доме, которого на самом деле нет. Тогда и вся моя жизнь станет призрачной, а мне очень хочется всего настоящего…
– Что ты говоришь?! Опомнись! Жизнь за стенами этого дома ужасна! Практически начиная с тысяча девятьсот шестнадцатого года жизни в этой стране нет! Потому что это – не жизнь! Войны, революции, голод, бандиты, расстрелы, потом снова голод, снова расстрелы, снова войны и конечно же снова бандиты… Только в тех местах, которых нет, и можно чувствовать себя относительно спокойно.
Маргарита возмутилась. Тетушке следовало возразить хотя бы из патриотических чувств. Конечно, и войны, и революции, и голод, и бандиты – это все для России дело естественное и даже вполне обыкновенное.
Но, во-первых, ни революции, ни войны не длятся вечно. Как бы ни хотелось в свое время товарищу Троцкому устроить перманентную революцию, не удалось-таки. А как только спадает накал революционной борьбы, тут же идет на спад голод, бандитизм теряет угрожающие формы и у граждан начинается очередная мирная передышка.
А во-вторых, эти самые граждане давно научились воспринимать все проблемы с юмором, делая собственную жизнь легче и веселее. Шутить ухитрялись даже по поводу расстрельных подвалов НКВД и хлебных карточек, а уж сейчас-то, когда из острых поводов для шуток осталась только социальная несправедливость, уведенный бог весть куда стабилизационный фонд, тарифы ЖКХ да пенсионная реформа, жизнь, можно сказать, вообще налаживается!
– Тетя, у вас устаревшая информация! – решительно заявила Маргарита. – За стенами вашего дома все не так страшно! В настоящее время ни голода, ни массовых расстрелов не наблюдается. А бандиты, если они действительно бандиты, а не мелкая шпана, грабят в основном друг друга, и это теперь называется спором хозяйствующих субъектов. Тетушка, поймите – я не могу остаться в Петербурге, мне срочно нужно вернуться в Москву и выйти на работу. Я и так задержалась здесь просто беспредельно. Давайте договоримся – вы приедете ко мне в Москву, погостить или пожить, как захотите. И вам будет не так одиноко.
