Теперь странник, укутанный в свой старый плащ, двигался по большаку, устало перебирая ногами и опираясь на устойчивую палку, добытую в лесу у Горы Ревности и саму попавшую ему под ноги.
— Сгодится, — сказал тогда он сам себе, подбирая оторванную ветвь и очищая ее от мелких веточек. — Путь неблизкий, третья нога будет нелишней.
Сбросив с себя все, кроме мешка с провизией, меча и ученического одеяния с плащом, он побрел в Туурин.
Змеиный Тракт был путем, который не только забирал все силы, но и давал их тем, у кого были истинное желание и цель добраться до места назначения. Поэтому уже на второй день странник встретил деревенскую повозку, груженную сеном и навозом, владелец которой охотно ради компании подсадил путника к перевозимому и позволил его ногам отдохнуть в обмен на интересную беседу о мифах о дриадах и охотниках на этих самых дриад. Сарвилл пожимал плечами всякий раз, когда деревенщина задавал компрометирующие вопросы, чтобы случайно не выдать местонахождения тех, чей подарок сейчас лежал на его коленях, укутанный в кусок синей материи.
Короткими отрезками пути между деревнями, расположенными недалеко друг от друга, и постоянно меняя попутчиков, через несколько дней медведь добрался до Столога — поселка где-то на середине пути от Башни Стихий до Туурина.
— Спасибо тебе, добрый человек! — сказал Сарвилл, стоя возле телеги и опираясь на палку. Укутанный меч он держал в свободной руке.
Его лица не было видно за капюшоном, а торчащая наружу борода, вся покрытая инеем, была похожа на седую и превращала странника в настоящего старика.
— Здоровья тебе, отец! — ответил добрый человек своему спутнику, который на самом деле сгодился бы тому в сыновья, и дернул поводья. Старая кобыла неохотно двинулась с места и потащила телегу за собой.
— Рита! Запомнил? Она тебя накормит! — крикнул напоследок мужчина, оборачиваясь к страннику и уезжая прочь.
Сарвилл оглядел окрестности и нашел глазами колодец. Пройдя от него на запад три дома, он остановился перед просевшей в землю хатой — из трубы на крыше клубился дым, а из-за двери пахло стряпней.
Какое-то время медведь нерешительно простоял у двери, затем заглянул в дорожный мешок и, не найдя ничего съестного, еще секунду посомневавшись, постучал.
— Там кто? — послышался женский голос скорее из окна рядом, а не из-за двери.
— Меня… Ваш брат… — странник не мог подобрать слова.
Дорога, лишения, убийство собственного отца настолько сломили медведя, что теперь он был не уверен в каждом своем движении, в каждом своем слове. Казалось, душа внутри него умерла, а тело, следуя проклятому пророчеству, которое свалилось из ниоткуда, продолжает жить и выполнять свою миссию.
Дверь с усилием вылетела в сторону гостя, раздав протяжный скрип на весь двор. На пороге стояла молодая девушка, весь ее лоб был покрыт потом, а волосы мокрыми прядями падали на глаза. Она зачесала их за ухо и попыталась сдуть остатки тех, что до сих пор щекотали лицо.
— Ваш брат сейчас привез меня в деревню. Он… — странник прервался, оборачиваясь в сторону большака, и вновь поддался сомнениям.
Как бы сильно ему ни хотелось дать ногам отдохнуть и забыться крепким сном, гордость, которая когда-то не давала ему принимать ничью помощь безвозмездно, сейчас не могла позволить попросить ночлега.
— Простите, — наконец уверенно произнес он и уже развернулся, чтобы уйти.
— Постойте. Если брат сказал, что я помогу вам с ночлегом и провизией, — это правда. Это не зазорно. Великое благо — помогать нуждающимся и давать им кров. Сама Великая Касандра вознаграждает способных жертвовать и делить последний кусок хлеба, — хозяйка улыбнулась, излучая безграничную теплоту.
Тут Сарвилл сообразил, что к чему и по какой причине Дроман настаивал на том, чтобы он обратился именно к Рите по прибытии в Столог. Медведь обернулся обратно к девушке, укрываясь от порывистого ветра, который сорвал с его головы капюшон и обнажил грязные длинные пряди.
— Проходите скорее. Я как раз наготовила пирогов с голубями.
Молча, но благодарно склонив голову, Сарвилл вошел в хату. Теплый воздух обдал его тут же залившееся румянцем лицо. Он оставил палку, ставшую его верным спутником, у порога и прошел внутрь, не выпуская из рук меч, подаренный дриадами, который за все время последних событий стал для него талисманом и невольным свидетелем каждого тяжелого выбора, который ему пришлось сделать.
Зойа и перстень медведя на пальце — это все, что осталось от него. От него прошлого. От того, кто натворил множество бед и принял столько же неидеальных решений. Эти два предмета, связанные неразрывно с ним, напоминали о прошлом и помогали двигаться в то будущее, которого он на самом деле уже не хотел. Сам не понимая почему, но он не отпускал предметы ни при каких обстоятельствах, бережно протирая их каждый вечер, перед тем как лечь спать. Вот и сейчас, усевшись за стол, он положил меч на скамью подле себя.
— Вы, должно быть, очень голодны, раз пропустили бочку с водой, — улыбнулась хозяйка, заглядывая в печь, внутри которой полыхал огонь.
— Простите, — спокойным голосом ответил странник и поднялся, чтобы умыться.
— Почему Дроман не остался и даже не зашел поздороваться?
— Он торопился успеть к жене.
— И правда. До ночи недолго осталось. А снег валит так, что скоро дорогу совсем заметет.
— Госпожа… — начал произносить странник, но его перебил милый хохот хозяйки. — Я что-то не то сказал?
— Нет, что вы. Просто никто и никогда не называл меня госпожой. — Девушка еще какое-то время продолжала хихикать. — А зовут меня Рита. Брат, должно быть, поведал вам.
— Поведал, — обронил Сарвилл, не называя собственного имени. — Я хочу еще раз сказать вам спасибо.
Девушка поставила перед ним тарелку с пирогами.
— Это долг каждого, кто служит Великой Касандре. Скажите, вы слышали когда-нибудь о Медвежьем квартале в Дастгарде?
Медведь неохотно кивнул головой, отрывая кусок зубами.
— Медведи — истинные служители Касандры. Они помогают каждому, кто обращается к ним за помощью, и за это будут вознаграждены в садах Богини. Ох как я мечтаю когда-нибудь побывать там!
— Я слышал… что там и вправду помогают путникам и живущим в Дастгарде людям и нелюдям, но делают это далеко не безвозмездно, а только если тот человек приносит пользу обществу, — возразил Сарвилл. — Вы же предоставляете кров и еду безвозмездно. Именно поэтому ваш поступок ценится мной гораздо выше.
— А как же медведи узнают, приносит ли пользу обществу гном, спустившийся с Призрачных Гор, или, скажем, бандит из соседней деревни? Ведь они все равно помогут, если тот попросит о помощи. Поэтому то, что слышали вы, путник, — большая выдумка и верить надо единственно Касандре и никому больше.
Странник не стал продолжать стоять на своем, податливо кивнув в ответ.
— Ваш глаз. Что с ним? — наивно спросила девушка.
— Что? — Сарвилл дотронулся до повязки. Он уже совсем привык и забыл о ней. — Я потерял его.
— А как? Я до жути любопытная. Вы меня извините.
— Ничего. Это несчастный случай. Строил дом в Дастгарде…
— Ясно. А то я уже подумала, что вы тот странник, которого все разыскивают, — девушка снова захихикала.
— Странник? — Сарвилл сделал вид, что удивился.
— Да. Вы что, не слышали? Ах, вы же только с дороги, откуда вам. — Рита шлепнула себя по лбу и уткнула руки в бока. — Приехали давеча гонцы из Дордонии и объявили, что последний странник из Дастгарда, имя у него еще такое дурацкое, не запомнишь. Как-то на Л. Ну, в общем, объявили тут всем такие новости, что этот странник весь великий Совет Тринадцати в Дастгарде сжег и один король, да смилостивится над ним Касандра, убережен остался. Теперь этого бандюгу не только южное королевство ищет, но и вся Неймерия. Говорят, что теперича он угроза не только для тамошнего общества, но и для всего белого света. У нас тут деревенька на пограничье, поэтому плакаты с вознаграждением тууринский с дордонийским королем друг на друга навешивают, а людям все равно. Все равно им уже на вознаграждение. У каждого местного за дверью вилы, чтобы негодного при первой возможности на них посадить, дабы не позволял себе таких утех и не убийничал безнаказанно. Но иные. Менее смелые. Навроде нашего Сумышки, который сбежал, когда армию Рогар Вековечный новую набирал, боятся так, что у них душа в пятки уходит, зная, что тот сейчас где угодно может быть, даже вон среди тех трех магов, которые у меня в сенях остановились.
